- Миш... - зову, не уверенный, что сказал это вслух, это кричит душа, если она все еще у меня есть.
- Что?! - рявкает на всю квартиру и хорошенько впечатывает меня спиной в стену. Черт, больно.
- Люблю тебя, - как долго я мечтал сказать эти слова так, чтобы он услышал, поверил.
- И это повод так изводить себя? - резко затихает и снижает голос почти до шепота. - Жека, ты долбоеб, что ли? Че ты из себя мученика делаешь? - он не понимает, ничего не понимает, и это к лучшему.
Отшатывается от меня как от чумного, сдергивает куртку, матерится, когда застревают руки в рукавах, скидывает ботинки и, чуть подумав, хватает меня за шкварник и заталкивает в комнату, швырнув аккурат на диван.
- Я понять не могу, - садится передо мной на корточки и тяжело дышит, - ты чего добиваешься?
- Просто побудь со мной, - прошу, переходя на жалкий скулеж, тянусь к нему рукой, желая прикоснуться, почувствовать, что он живой, настоящий, а то все больше мое состояние смахивает на больной бред, но он, с силой отбивает мою руку, не желая моих прикосновений. И одно его такое неосторожное действие, один безразличный взгляд, и у меня сердце разлетается в клочья... так хочется исчезнуть.
- Жень, - тяжело выдыхает, сам подается ко мне, плюхаясь на колени между моих ног, и, протянув руки, заключает мое лицо в свои ладони. Видимо мой убитый и до отвращения к самому себе жалобный взгляд выбил из него всю решимость и желание на меня орать. - Я тоже тебя люблю, родной, - смотрит мне прямо в глаза, скользит по лицу, что-то ищет, хмурится, - но если ты не возьмешь себя в руки, я вызову скорую или дурку. Ты на психа похож и мне реально становится страшно... за тебя страшно. Ты посмотри, - скользит пальцами по лицу, очерчивая подбородок и скулы, хмурится, ощущая щетину на лице, - у тебя же морщины, реальные морщины, а еще неделю назад их не было. Глаза потухли, и... блять... - запускает пальцы одной руки мне в короткие волосы, что-то рассматривая, - у тебя седина, - последнее почти шепчет, чем добивает меня, окончательно утопив в своей искренности.
- Все нормально, - вру без оглядки, начиная осознавать, что сейчас перед этим испуганным вечным мальчишкой действительно сижу Я, тот Я, из будущего. И такой контраст "было" и "стало" действительно может напугать, а еще это значит, что не сон это всё, самая настоящая явь и хочешь, Женька, или нет, но тебе придется поверить, а еще отпустить...
Трусь щеками о его ладони, выдавая сам себя с головой. Эта ласка больная, неконтролируемая, я так не привык и не делал никогда, а Мишка... тем более такого понять не может и еще больше начинает волноваться.
- А давай в душ, а? - предлагает как вариант, но что-то мне подсказывает, что когда я выйду, меня уже будут встречать санитары.
- Не-а, - получается даже улыбнуться. Беру его руки в свои, поражаясь, почему пальцы не дрожат, почему голос стал ровным, и главное, почему в голове прекратился этот убийственный звон. - У меня есть вариант получше, - тяну его вверх, без труда поборов легкое сопротивление. - Иди ко мне, - шепчу в приоткрытые от удивления губы и, прежде чем он успевает послать меня на хуй, затаскиваю его к себе на колени, прижимаюсь всем телом, так и не отпуская растерянного взгляда. Подавшись к нему всем своим существом... целую.
Сейчас, держа в своей хватке самое дорогое... того, кем жил последние годы... того, кто делал меня сильнее и ломал меня тоже он... того, кто дорог больше жизни, за кем и в рай, и в ад, и в чертову пропасть, но вместе... выжав всего себя, заставив сердце биться с новой силой и поверив, вот сейчас, ощущая тепло его губ на своих, растворяясь в непривычно нежном, тягучем и чувственном поцелуе, осознал, что меня больше нет, что из нас двоих в живых останется лишь он, и я рад этому. Настолько, что хочется кричать, ведь дышать стало легче. Это простое осознание доходило до меня долгие два года и если это все же сон, в котором мне суждено умереть, а там, в реальной жизни, ЕГО не будет... что ж, пусть так, тогда я не хочу просыпаться.
- Жень? - зовет меня, оторвавшись от моих губ и чуть ослабив хватку на моей шее. - Я боюсь. Мне кажется, я теряю тебя, - неподдельный страх и паника, но сейчас пережить это уже легче, мне легче.
- Я с тобой, малыш, - шепчу едва касаясь его губ, глажу крепкую, но все еще юношескую спину поверх форменной футболки, невинно, почти робко, словно впервые пробую на вкус раскрасневшиеся губы, целую острые скулы, спускаюсь языком вдоль линии шеи, пока он напрягается в моих руках под порывом накатывающего возбуждения. Я наслаждаюсь моментом, наслаждаюсь им, вспоминая незабытое, нет, но давно оставленное, и заново изучаю его, душа нас обоих этой неправильной нежностью.
- Жень... - шепчет мое имя, когда, скользнув ему под футболку, ласкаю влажную от возбуждения и безумия ночи кожу, поднявшись вдоль ребер, задираю футболку выше, с жадностью и совершенно без зазрения совести разглядывая такое желанное тело, бархатную, все еще загорелую кожу на подтянутом торсе, выступающие коричневые соски, затвердевшие от возбуждения, и пока Мишка замирает, сидя на мне, окончательно стягиваю ненужную больше вещь, откидывая ее на пол.
- Как же я тебя люблю... - трусь носом о его грудь, целую впадинку между ключиц, сильнее сжимая руками бедра, уже сейчас ненавидя грубую ткань брюк, разделяющую нас, и еще ближе притягиваю его к себе. - Как же я тебя люблю.
Мое состояние напоминает некий транс, и все происходящее будто со стороны, потому что ощущения... Блять, как же сложно! Все тело горит, запястья ноют, и если бы не видел свои руки, подумал бы, что они давно пропитались кровью. И сердце... колотится как заведенное, где-то в горле... Бросает то в жар, то в холод, и тело ноет, и этот мерзкий шум в ушах, будто трещат стрелки часов, истерично ерзая по исцарапанному стеклянному циферблату, отмеряя мои последние мгновения. Ужасно бьет по психике, а я оторваться от НЕГО не могу. Целую, ласкаю, растворяюсь в нем и мне не страшно, нет. Совсем. Я счастлив. Только боль отвлекает, но даже это сейчас не имеет никакого значения.
- Женя... Женечка... - шепчет, молит, просит остановиться или, быть может, хоть немного прийти в себя, пока я с маниакальным упорством расстегиваю его ремень и, приподняв за бедра, приспускаю с него штаны, обхватывая ладонями ягодицы и собственнически сжимая их, ощущая даже через ткань плавок, какой он горячий.