По справедливому мнению Бертолета (о. с. 322 слл.), для того, чтобы быть признанным евреем, необходимо было соблюдать известный минимум еврейских религиозных обрядов, не имевших прямой связи с нравственным усовершенствованием (такая связь устанавливается эллинистически-еврейскими писателями только посредством символизации этих обрядов) и сохранявших лишь национально-традиционное значение. Конечно, нельзя указать точно, каков был этот минимум, так как внутри самого еврейства шла также борьба между партикулярными и ассимиляционными элементами, и вольнодумная часть еврейства сама не находила нужным соблюдать значительную часть установленных обрядов. Во всяком случае, обрезание, соблюдение субботы, почитание иерусалимского храма, кое-какие правила относительно пищи считались conditio sine qua non для еврея, а следовательно, и для всякого, желающего вновь вступить в среду еврейства. «Или обрезание и связанный с ним полный переход в еврейство, или же вы остаетесь совершенно вне их круга» (Бертолет, о. с. 329): «для прозелитов является законом все то, что было законом для самих евреев» (ibid. 335). Попытка М. Фридлендера (о. с. 56 слл.) открыть в еврействе религиозное течение, отрицающее и обрезание, и иерусалимский храм, должна была быть признана неудачной: он, как мы увидим ниже, опирается на еврейскую литературу, предназначенную для не-евреев, и притом для таких не-евреев, которых вовсе не имеется в виду вовлечь в круг еврейства. Действительно, сам же он (на стр. 57 своей книги) указывает, что тот же Филон, который в своих трудах об'ясняет обрезание и субботу как чисто символическое изображение определенных нравственных максимов, тем не менее для нужд еврейского читателя находит нужным заметить: «Следует, однако, сурово порицать тех людей, которые, уразумев истинный философский смысл старинных обрядов, священных в глазах народных масс, перестают вследствие этого их соблюдать». (Philo de migr. Abr. ч. I 450, ср. доб. к стр. 91). В глазах евреев всех толков «перейти в еврейство» и «сделать себе обрезание» синонимы[65]. Проникнутый эллинистической культурой еврей мог, так. обр., считать еврейские обряды сами по себе безразличными для нравственного усовершенствования и видеть в них только символы; тем не менее он требовал соблюдения их ввиду их «старинности», т. е. по национально-патриотическим соображениям[66].
С другой стороны, евреи вели среди соседей широкую пропаганду своей религии (ср. напр. Hor. Sat. I, 4, 138 слл. цит. выше на стр. 31); при этом они пропагандировали чаще всего только нравственные догмы еврейской религии, умышленно перетолковывая иносказательно-символически еврейские обряды, — иными словами вели пропаганду, которая могла иметь и имела своим результатом лишь появление большого числа лиц, приемлющих часть еврейского вероучения, а не присоединение к еврейству больших групп эллинского общества (Bertholet, о. с. 302, 334. Bludau. о. с. 27, ср. Mommsen, о. с. V, 492). М. Фридлендер справедливо заметил, что Филон вовсе не хочет «наложить на язычников бремя еврейского закона: он представляет им еврейское учение как благо доступное для разума и легкодостижимое» (о. с. 70). Такова же и тенденция еврейской Сивиллы (тот же автор, стр. 57 слл.); М. Фридлендер ошибается лишь в том, что видит здесь взгляды одной из партий внутри еврейства, тогда как в действительности мы имеем здесь, если можно так выразиться, товар, предназначенный лишь для внешнего употребления.
Еще более любопытна книга, вышедшая в свет под именем (повидимому, египетского жреца) Артапана. Несмотря на то, что самой сущностью еврейской религиозной пропаганды является проповедь монотеизма и борьба с многобожием, автор этой книги, как мы видели выше (стр. 32-33), приписывает Моисею изобретение языческой религии, отождествляет Моисея с греческим богом Гермесом (и, повидимому, египетским богом Тотом), приписывает ему не только постройку языческих храмов, но и «верх языческой мерзости» — культ священных животных. А между тем автор этой книги настроен ярко националистически и его цель — снискать как можно больше поклонников еврейству. Конечно, и это — товар, предназначенный исключительно для экспорта, но какой толк в вербовке поклонников еврейства, не усвоивших себе даже основной сущности этой религии — единобожия?
Получается, таким образом, непонятное противоречие, на которое указал уже Шюрер (о. с. III, 162). Для устранения его Бертолет и Штегелин так же, как и М. Фридлендер, прибегают к допущению существования двух резко враждебных партий в еврействе, с тою лишь разницей, что в то время, как, по мнению М. Фридлендера, вольнодумная партия, не признающая обрезания и храма, задавала тон еврейскому общественному мнению диаспоры, с точки зрения этих ученых эта универсалистическая партия составляла жалкое меньшинство (Bertholet, о. с. 318) и не играла, повидимому, самостоятельной роли в еврействе: все ее значение сводится лишь к тому, что из ее недр вышло христианство, и что она вынуждала к известным уступкам универсализму господствующую партикуляристическую партию. Существование этих двух партий Бертолет доказывает на следующем примере (о. с. 316). Царь Адиабены, Изат, настолько проникся нравственной высотой еврейской религии, что хочет подвергнуться обрезанию и стать евреем всецело. Но, как сообщает Иосиф Флавий, от которого мы узнаем об этом случае (Ant. XX, 2, 5), религиозный наставник Изата еврей Ананий из страха, что обрезание царя может навлечь на него, как на виновника, гнев народный, уговаривает царя не делать этого. Он пытается внушить ему, что Бога можно чтить и без обрезания, — необходимо только тщательно соблюдать еврейские законы. Это — много важнее обрезания. Однако, другой еврей, Элеазар из Галилеи, требует от царя, чтобы он, если хочет стать евреем, прежде всего подвергся обрезанию, и царь так и поступает. Для Бертолета отсюда ясно, что в еврействе существуют две партии: одна требует от обращенных соблюдения только нравственной части еврейского закона (ее представитель — Ананий), другая — «хочет навязать вновь обращаемому в еврейство не только содержание, но и внешнюю форму еврейского закона — все его тяжелое бремя... Таково, конечно, мнение большинства» (курсив Бертолета; стр. 318). Из справедливо сделанного Бертолетом полного отождествления обрезания с переходом в еврейство (стр. 329, 335, цит. выше на стр. 134) мы видим, что фактически он считает первую партию не только меньшинством, но еще и таким ничтожным меньшинством, мнение которого может быть вовсе не принимаемо во внимание.