Все четверо стоят возле стола.
РИЧАРД: За премьеру пили… Боже, храни Королеву. Предлагаю за неё…
ПОЛ: …и мать её… вдовствующую! Старушке скоро сто лет стукнет. (Выпивают).
РИЧАРД: Дальше можно сидя. (Все садятся). А теперь за актёров! Как там у Шекспира «Лучшие актёры… для представлений трагических, комических… для неопределённых сцен»…
ПОЛ: И талантливых поэм.
Все выпивают.
РИЧАРД (обращаясь к Полу): А тебе понравилось, как играли?
ПОЛ: Особенно, как его зарезали. Да вы закусывайте, закусывайте! (Накладывает в тарелки еду).
РИЧАРД: Кого зарезали?
ПОЛ: Принца.
РИЧАРД: А ты кровожадный… Лучше скажи нам тост, борец за здоровье.
ПОЛ: Чтобы бедные не болели, а богатые не выздоравливали!
ГРЕЙС: Фу, ты же не в аптеке… Давай про театр.
ПОЛ: Еще не готов. Лучше налью. (Наливает всем).
ГРЕЙС: Тогда я… За третий звонок!
ХЕЙЛИ: В духовке или в жизни?
ГРЕЙС: В театре. После третьего звонка они остаются в темноте, а мы освещены. Они неразличимы и одинаковы, а мы красивы и удивительны. Они молчат, а мы говорим. И они нас слушают. За третий звонок!
Все выпивают.
ПОЛ: Слушали замечательно, в антракте никто не ушел.
РИЧАРД: Так его не было.
ПОЛ: Выпьем. За антракт, которого не было, и ничто не мешало цельности…
ХЕЙЛИ (перебивает Пола): А я хочу поднять тост за зрителей.
ПОЛ: Поднять лучше стакан, а тост произнести.
ГРЕЙС: Нет, надо выпить за режиссера. Во всем виноват режиссер. Сегодня он виноват в нашем успехе.
ПОЛ (наливает): За смелые решения. Вот у вас герои в замке, а замка нет. Дерутся на рапирах, а их нет, вином друг на друга плещут. Вино как кровь, бокалы как спринцовки. Трагедия, а выходит клизма.
ХЕЙЛИ: Кому?
ПОЛ: Да всем, кто не смирился под ударами судьбы.
ГРЕЙС: Ты опять ничего не понял.
РИЧАРД: Не ссорьтесь! Трагедия — дело чистое, верное, она успокаивает. В драме с предателями, закоренелыми злодеями, с преследуемой невинностью, с мстителями, с проблесками надежды — умирать ужасно, смерть похожа на несчастный случай. Возможно, ещё удалось бы спастись… В трагедии чувствуешь себя спокойно. Прежде всего, тут все свои. (Ричард обводит взглядом всех присутствующих) И здесь все свои! Так выпьем за то, что нас объединяет. За театр! Театр это храм. Кстати, «храм» — это «запрет». Запрещаю сегодня ругаться!
ГРЕЙС: И «гарем» — это запрет. (Выразительно смотрит на Ричарда). Только чего?
РИЧАРД: А чужие там не ходят. Уже успели поругаться, а за меня так и не выпили.
Выпивают.
РИЧАРД: Хейли, а ты не допила! Как же так, за режиссера? Я обижусь. (Пересаживается поближе к Хейли)
ГРЕЙС: «Да, уж тут есть магнит попритягательней…» (Пересаживается ближе к Полу). Ну что, старый друг? Все-таки в театр тянет?
ПОЛ (с лёгкой иронией): Я, конечно, нетипичный зритель, большинство ждало, когда Гамлет познакомится с Джульеттой, потому что «нет повести печальнее на свете», но я-то знал, чем кончится. Хотя, если хорошо поставлено — каждый раз ждешь, что кончится по — другому. И понимаешь, что по — другому не кончится, но в этом величие трагедии, в её безысходности, неотвратимости, логичности. В сущности, ведь никто не виноват. Не важно, что один убивает, а другой убит. Кому что выпадет. Трагедия успокаивает прежде всего потому, что знаешь: нет никакой надежды, даже самой паршивенькой: ты пойман, пойман, как крыса в ловушку, небо обрушивается на тебя, и остаётся только кричать — не стонать, не сетовать, а вопить во всю глотку то, что хотел сказать, что прежде не было сказано и о чём, может быть ещё даже не знаешь… Ну как, Ричард, я помню Жана Ануя не хуже, чем ты?
РИЧАРД (слегка смущаясь): Да, Пол, не хуже, чем я. Ты продолжаешь меня удивлять.
ПОЛ: Жаль, так хотелось тебя растрогать. Ну что ж, выпьем за неотвратимость, за трагедию.
ГРЕЙС: Её прелесть в том, что каждый считает справедливым, что другому хуже, чем ему.
ХЕЙЛИ: Сколько можно о трагедиях! Давайте что-то весёлое!
ГРЕЙС: Да и без музыки сидим…