Ц-41. Из записок разведчика
Едва автобус свернул направо, как лес сразу же расступился, и дорога побежала вниз, навстречу ослепительно яркой долине. Солнце пробилось сквозь плотные облака и вызолотило долину, сады и белоснежные украинские хаты. А дальше опять густая зелень карпатских лесов и до самых туч — горы.
— Дом отдыха? Нет, недалеко. А пока, добро пожаловать! — гостеприимно пригласила нас полногрудая хозяйка сельской закусочной.
Пришли местные селяне, и небольшой зальчик закусочной сразу ожил. Начались расспросы, знакомства.
— Вы из Вологды? Добре! У вас ведь тоже богатьски леса…
— Урал? Урал — дуже гарно!
— Що? Из Рязани? — удивился седой дед. — Ни, правда? Олесько, гей до Миколы, нехай ту писульку тащит… Да швидче…
Совершенно неожиданно мы, двое рязанцев, оказались в центре внимания. Все приставали к деду и к нам: в чем дело? Но дед только многозначительно отмалчивался да слегка косился на висевшую на его груди до неузнаваемости затертую медаль. А мы в недоумении пожимали плечами.
Но вот появился Микола, молодой парень лет девятнадцати, и протянул мне желтую, полуистлевшую бумажку с еле заметной карандашной записью. Мы не без труда прочитали:
«Уже объявлено, что завтра приговор приведут в исполнение. Видно наши близко, не до меня эсэсовцам. Умираю, но не сдаюсь, милая, дорогая Родина. Передаю эту записку с надежным человеком, у которого хранятся также и письма, написанные здесь, в одиночке. А под Коломыей, в лесу, там где была стоянка партизан, под пнем сожженного молнией дуба зарыты дневники. У этого человека есть план, где они лежат. Рязанец майор Блохин. 1944 г.»
Всего лишь минуту назад бурливший зал притих — куда делось оживление. Все опустили глаза, будто были виноваты перед неизвестным майором. А стенные часы-ходики тревожно отстукивали: «Вот так, вот так, вот так…»
— История! — нарушил, наконец, тишину кто-то.
И сразу все заговорили:
— Он погиб?
— Где же дневники?
— Интересно, жив ли тот, кто хранил все это?
А дед самодовольно улыбался в седые усы: «А, мол, какой новостью вас угостили! Не ждали!»
А в глазах лукавые искорки… Сразу видно — что-то еще знает.
Мы вдвоем не поехали в дом отдыха, на несколько дней остались в селе. История с Блохиным захватила нас. Решили искать.
Седоусый с Миколой повели нас в сельсовет. Там нас долго расспрашивали, кто и откуда, куда и зачем. А когда дед удостоверился, что мы «совсем свои» и один из нас журналист, он вскочил со стула и, увлекая за собой Миколу, по-военному строго приказал нам:
— Гей за мной, хлопцы!
Оказалось, что письма Блохина хранятся у деда…
Совсем недавно Микола, его сын, во время пожара в одинокой лесной сторожке обнаружил оцинкованный патронный ящик. В нем и оказались эти записи.
— Берите, хлопцы, и храните, — проговорил дед, строго глядя нам в лицо. — Бачьте, який был вояка… Гарный!
Голос деда дрогнул.
— Царствие ему небесное! А дневники… Схема, вот она, бачьте, сами ищите, где похованы.
Мы поехали в Коломыю и по схеме без особого труда разыскали дневники.
Весь отпуск прошел за разбором рукописей.
Когда была прочитана последняя страница, мы решили опубликовать дневники, нарушив несколько хронологию записей.
Голос из камеры узника
Я схвачен!
Неужели гитлеровцы напали на след нашей ловушки?
Эх, и почему не уничтожили эту гадину Хламовского! Наверняка все это дело его рук…
А с жизнью расставаться все-таки жаль, жаль!
Милая Оленька! Ты помнишь, как мы встретились с тобой впервые?
Я как сейчас помню.
Большая школа, занятая под госпиталь, на Советской площади в Рязани… Я на костылях стою у стены и наблюдаю, как молоденькие девушки роют бомбоубежище…
И вдруг в нескольких шагах от меня прошла неземной красоты девушка. Будто из сказки. Это была ты… Вместе с подругой вы несли на носилках песок. Я просто онемел от восхищения. И уже в следующий момент готов был бросить костыли и бежать за тобой…
У меня захватило дух, когда я увидел тебя и назавтра. Но тебя окликали со всех сторон такие же, как и я, раненые, только побойчее на язык, а «ходячие» даже пытались завести знакомство.
Ты сама заговорила со мной! Помнишь, я уронил из рук спички, а нагнуться за ними не мог, и беспомощно топтался, скользя на разъезжающихся костылях. Ты заметила это, опустила на землю носилки и подошла ко мне. С этого все и началось…
Сейчас ты, милая, ждешь меня, надеешься. А я вот в беде…