Больше всего потрясла меня картина, увиденная в одном из охваченных нищетой районов Азии. Скудные продукты, которые давала там земля, делились на пять равных частей. Первая шла землевладельцу, которому принадлежала земля и все расположенные на ней селения. Этот полновластный правитель обеспечивал земледельцев и водой, за что получал еще одну часть общего продукта. Следующие две части шли опять-таки ему, поскольку он был владельцем и рабочего скота, и примитивных орудий труда, используемых крестьянами, он же снабжал их семенами. В итоге только пятая часть урожая доставалась тем, кто действительно трудился на земле, и это было их единственным средством существования.
Конечно, такая вопиющая несправедливость не может продолжаться вечно, она обязательно приводит к массовым протестам и восстаниям, свергающим в конце концов систему угнетения. И никакая иностранная помощь не в состоянии предотвратить этот процесс, хотя еще немало бытует наивных иллюзий и проектов перераспределения ресурсов в международном масштабе, рассчитывающих за счет благотворительности ускорить модернизацию и развитие отсталых районов мира. Мне даже приходилось слышать, что это, мол, обойдется недорого (вот, например, защита от малярии одной семьи в Азии стоит меньше, чем модная стрижка в Нью-Йорке). Многие американцы и европейцы сейчас совершенно искренне верят, что даже при небольших затратах богатые страны могут сотворить чудеса. Сострадание - вещь важная, и никто с этим не спорит. Но как много сегодня на свете людей, спасенных от малярии и других болезней, но вынужденных по-прежнему влачить жалкое существование, обреченных на лишения, невежество и унижения!
Что же можно сделать, чтобы искоренить вопиющую несправедливость и пороки человеческого общества? Не находя ответа на этот вопрос, я, однако, не сомневался в необходимости поиска кардинально новых подходов к основным человеческим проблемам и более эффективного их решения. Участие в такого рода деятельности становилось моим заветным желанием.
Хотя я не мог оставить постоянную работу в фирме «Фиат», мне хотелось иметь свободное время, которое я мог бы посвятить осуществлению зародившихся замыслов. Мое положение в фирме и отношения с главой компании Витторио Валлеттой помогли мне в этом. Валлетта отличался исключительной преданностью «Фиату», ее можно было сравнить разве что с преданностью иезуита своему ордену. Отдав «Фиату», по моим подсчетам, более 120000 часов своей жизни, Валлетта превратил его в одну из самых сильных европейских компаний.
Я пришел на «Фиат» совсем юным, тоже работал там, не жалея сил: заключал контракты, завоевывал рынки, воспитывал персонал и добывал прибыль. В то же время я был не совсем обычным администратором и не вполне «вписывался» в аппарат компании. Проявив независимость взглядов в годы Сопротивления, я упрочил затем свою самостоятельность в ходе создания отделения «Фиата» в Латинской Америке (не копируя при этом в точности структуры головной фирмы). Мои взгляды на то, как надо управлять современной корпорацией, были, возможно, слишком современными и неортодоксальными по сравнению с твердым, но консервативным стилем управления, принятым в «Фиате». И многие из моих коллег были бы совсем не прочь от меня избавиться. Валлетта же, напротив, хотел, чтобы я остался. В дружеских дискуссиях мы без труда пришли к соглашению о том, что мне предоставляется возможность использовать (в разумных пределах) по своему усмотрению определенную часть времени, при условии, что моя побочная деятельность не будет идти вразрез с работой в фирме.
Этот договор сохранил силу и при преемнике Валлетты - Джованни Аньелли, который обладал острым, пытливым умом. Будучи сам человеком широких взглядов, обожая путешествовать по свету, он легко меня понял. Я глубоко благодарен за это ему, «Фиату», а также «Италконсульту», который тоже потом присоединился к этому соглашению. Без столь необходимой для меня самостоятельности общественная деятельность, к которой я тогда только приступал, была бы существенно затруднена.
Прошло немало времени, пока все это действительно дало результаты, но в тот момент я достиг своей первой цели и мог приступить к поискам путей осуществления рожденных замыслов.