Эрвин Гельмутович Полле
Четыре жизни. 4. Пенсионер
Томск
(1998–2008 гг.)
Содержание.
Введение —-------------------------- 3
Семейная катастрофа (2001–2002 гг.) —--------- 4
Последние иллюзии профессионала —----------61
Сумбур в голове (2003 г. — июнь 2004 г.) —------ 85
Эмоциональный подъём (июнь 2004 г. — 2008 г.) —- 157
Литературные происки дилетанта —---------- 248
Введение
В заключительной части семейной эпопеи вновь вынужден изменить последовательно хронологический способ изложения, так как определяющим событием моей последней книги стала смерть Нади. Три с половиной года до ухода Нади во времени кажутся мелкой житейской суетой, хотя они включали активные поиски профессиональной деятельности, угнетавшие психику походы за пособием по безработице, свадьбу Юлии, функции магазинного водителя-экспедитора, попытки заработать литературным трудом…
Стремлюсь, видит бог, к точности в деталях, а отсюда и обильное использование дневника. При этом записи расчленяются на цитаты по темам, одни и те же даты встречаются в разных главах. Скажем, в период обострения болезни Нади, сложнейшей ситуации вокруг магазина, последней встречи с папой в Германии продумывал, писал и в конце июля 2001 г. закончил один из лучших, на мой взгляд, фрагментов Мозаики «Искусство» (только небольшая часть попала в текст эпопеи).
Уважаемый читатель! «Четыре жизни» постоянно вынуждают искать компромисс по объёму текста между изложением главных семейных событий и множеством мелких фактов, трактуемых родственниками иногда совершенно по-разному. Слабой или сильной чертой характера является моё стремление к откровенности? Близкие родственники и посторонние читатели имеют на этот счёт кардинально противоположное мнение. Но главная цель эпопеи именно семейная хроника, использование псевдонимов обесценило бы написанное, так как художественной ценности «Четыре жизни» не представляет. Итак, перед Вами заключительная книга одного из представителей древней фамилии Полле.
Семейная катастрофа
2001–2002 гг.
Уважаемый читатель! В своей жизни я много размышляю о смерти, но достойно описать смерть близкого человека, не просто последовательность угасания физиологических процессов — практически неподъёмная задача. Трудно понятный феномен, когда родные люди не понимают моих внутренних переживаний и реакцию на смерть близкого или хорошо знакомого человека. Скажем, Надю раздражали мои слёзы по поводу документальных кадров на ТВ (брошенные дети, бойня в Чечне, несчастные судьбы…) или сочувствия в беде посторонним людям. Дескать, ты меня не жалеешь…. Не всё так просто. В отношении близких людей я отрицательные эмоции стараюсь зажимать в себе, чтобы не расслаблять человека. У людей мнительных, а Надя была явным представителем этого племени, открытое поддакивание раздающимся жалобам вызывало всплеск дополнительных отрицательных эмоций. У меня же «зарубки на сердце». Может быть сдерживание эмоций, идущее в ущерб собственному здоровью, и не оценивается достойным образом окружающими, но вряд ли эту черту характера можно (и надо ли?!) исправить в 67 лет, когда до смерти осталось «четыре шага».
В субботу 30 ноября 2002 г. в узком кругу (человек 25, не пришли даже приглашённые сваты) отметили печальную дату — годовщину смерти Нади. Открывая скорбное застолье, я невнятно говорил о попытках найти что-то ранее не описанное и не высказанное в характере Нади. Нашёл. Выразил одобрительно поддержанную присутствующими мысль, у многих близких вертевшуюся в голове. Надя являлась символическим стержнем, вокруг которого вращались родственники и знакомые. Исчез стержень, семья развалилась.
Боюсь, попытка честно, не стремясь кого-то обидеть, изложить события двух лет так, как я их чувствовал на момент фиксации в дневнике и ощущаю при написании книги, может встретить негативную оценку близких мне людей. Причём в большей мере, чем при появлении дилогии «Отец и сын», когда из близких родственников, только папа одобрил мой труд, гордился сыном. Добавлю, что не стараюсь приукрасить собственную роль в перипетиях описываемого времени, более того читатель легко заметит в тексте элементы самобичевания, недостойные мужчины: проявления растерянности, скоропалительность суждений, легковесные умозаключения, потеря жизненных ориентиров….
Малоприятно показывать собственный зад, но иначе писать не вижу смысла: теряется авторский замысел, пропадает достоверность изложения, исчезает душа произведения. Стремление к максимально возможной объективности ограничивается не литературными или грамматическими промахами. Сложность в совмещении дневника (не отдельных цитат) с меняющимися во времени чувствами.