А потом закипело дело. Песок взяли в парадном, из дощатого ящика. Папа промывал его в тазике под раковиной. Мутную воду сливал, добавлял свежей — и так до полной прозрачности. Грунт получился превосходный.
Растения тоже промыл под слабой струей. Посадили в песок, корни укрепили камешками.
Затем папа занялся изготовлением рефлектора. Выпросил у бабушки жестяную консервную банку, разрезал ее пополам обычными ножницами. Внутрь отрезанной половинки вставил патрон с лампой.
О такой замечательной, с подсветкой, квартире рыбки, наверно, и не мечтали. Аквариум сделался похож па живую картину в раме: покачивались растения, редкие пузырьки воздуха взлетали вверх…
Позвали дедушку, бабу Таню и бабу Лену. И при них Антон торжественно выпустил рыбок в новый, не обжитой еще дом. Сперва больших меченосцев. А следом осторожно перелил вместе с водой тигровых — они стрелками разлетелась в разные стороны.
Жаль, мама не видела этого праздничного момента. Но у нее появлялось и серьезное преимущество: прийти и поразиться — не было ничего, и вдруг такая красота!
— Доволен? А теперь за уроки, — вернул его к будничным заботам папа.
Антон все же покормил рыбок сухой дафнией, тщательно растирая ее пальцами. Достал учебники.
Чтобы не мешать, папа ушел в мастерскую.
И заниматься стало веселей. Читая, он то и дело поглядывал па рыбок. Большой меченосец-самец подплыл к кормушке и начал есть. Маленьких тигровых он отгонял, чтоб не мешали ему своей суетней.
Решил задачку я пошел сообщить об этом и о проголодавшемся меченосце папе.
Папа — в серой шерстяной рубахе, мягкой и ворсистой, к ней Антон любил прижиматься — сидел на кушетке и держал перед собой на вытянутых руках зимний пейзаж.
— Знаешь, — сказал он. — Я, пожалуй, выйду… Маму встречу… На уголок.
— Возьми меня с собой, — стал просить Антон.
— В другой раз. Ты же еще не все сделал, — сказал папа. — Если мама без меня придет, вот сверток для нее. Положи па тахту.
И отдал Антону что-то мягкое в бумаге.
И упражнение по русскому тоже получилось быстро. Антон сел к аквариуму. Теперь дафнией лакомились тигровые меченосцы. Пришла их очередь. А большой меченосец начал ухаживать за самочкой. Он следовал за ней повсюду.
Антон сходил к дедушке с бабушкой. Они пили чай и слушали новости. Его угостили конфетой.
На обратном пути задержался у ходиков. Гире совсем немного осталось до пола.
Вернулся к аквариуму.
— Рыбки, рыбки, поговорите со мной.
Молчали. А на улице зашуршал дождь. Стукнула входная дверь.
Антон выскочил. В прихожей, держась за стену, стоял папа. Плащ на нем потемнел, с волос стекала вода.
— Антон, — невнятно произнес папа. — Я ее не дождался.
Из комнаты гуськом, подталкивая друг друга, выбрались дедушка и баба Таня.
— Папа, — сказал папа, обращаясь к дедушке. — Я ходил сейчас встречать Лидию и договориться насчет дневного освещения.
— Хорошо, Костя. Иди ложись, — нетерпеливо и не скрывая досадливой гримасы, сказал дедушка.
Папа двинулся по коридору. Темная засаленная полоска на уровне его ладони тянулась вдоль всей стены до самого закутка.
Там, возле ходиков, папу качнуло. Он взмахнул руками, по равновесия не удержал и. падая, ухватился за цепочку. Бухнула в пол тяжелая гирька, а часовой домик обрушился на папу, затем, отброшенный им, покатился к умывальнику.
Дедушка и бабушка побежали поднимать папу, отвели его в мастерскую.
Антон пронесся за ними, подобрав па ходу гирьку и покореженные ходики. Укрылся в комнате. Маятник здорово согнуло, кое-где отлетела краска с циферблата… Цепочка лопнула… И стрелки, прежде тугие, теперь вращались расхлябанно…
Пришел дедушка. Хотел погладить его по голове.
— Мы их починим. Я тебе обещаю.
Антон увернулся из-под его руки.
— Не надо ничего!
Дедушка обнял его за плечи.
— Ну, Антоша, дорогой мой… Я сумею все исправить.
Унес и маятник, и пеночку, и домик. Только гирьку оставил.
— Прицепим ее, когда все будет готово…
Антон выключил у рыбок рефлектор. Их-то не следует волновать. Они должны спать, уже позднее время…
А мама… Потерпит до завтра, ничего не поделаешь. Прямо с утра он ей все покажет…
Где она так поздно? Он вспомнил, как утром мама провожала его до двери и ласково улыбалась… И вдруг его обожгло догадкой: ну да, она прощалась с ним!.. Она же грозила папе ночью, что уедет… И если это было так, если она уехала, бросила его…
По множеству примет он догадался, что и старшие взволнованы. Никто не ложился, и его но заставляли. Баба Таня штопала, дедушка звонил знакомым. И разговаривал странно, обрывочно:
— Я бы мог зайти завтра? Нет, не по телефону. Я бы хотел кое-что узнать по медицинской части. Нет, не с домашними…
А может быть, мама заболела? И ее увезли, а от него скрывают. С чего бы это папа решил выполнить все его желания?
Антон устремился к бабе Лене.
— Мама что, в больнице?
Баба Лена замахала руками.
— С чего ты взял?
— Дай мне слово.
Она, запинаясь, поклялась.
— Значит, она уехала, — понял Антон. — Совсем уехала…
— Бог с тобой, — стала успокаивать его баба Лена.
— Да-да, Я слышал. Она хотела папу наказать…
Он уже собирался прибавить: папу есть за что, он и ходики сломал… А меня… меня?.. Но запнулся.
А. может быть, мамин отъезд — это не папе, а ему наказание? Прежде всего — ему. Сколько нехорошего он за последнее время натворил! Позволил Михееву стащить карандаши… Всякие слова, и это «шуруй» произносил… За Полину не заступился. Да еще выдуманный рассказ Сереже… И ни в чем не раскаялся, не признался. Не внял предостережению бабы Лены. Вот какое наказание, какую тяжесть она имела в виду, говоря о каре за нечестность. Вполне конкретную. Но уж лучше бы что угодно другое. А мамин отъезд — самое ужасное, самое непереносимое… И не на кого жаловаться. Сам во всем виноват. А дальше, наверно, будет еще тяжелей.
Необходимо было тут же, немедленно рассказать обо всем бабе Лене, а еще лучше разбудить — что поделаешь? — Сережу, Полину… Повиниться перед ними, Только бы это помогло, и мама вернулась. А там он и с Михеевым поговорит, убедит его принести взятое назад…
Из прихожей послышался шум. Знакомый стук каблучков…
Он бросился проверить…
По коридору шла мама, а за ней — женщина в черном, обе раскрасневшиеся, со множеством свертков.
Вышли бабушка с дедушкой. Посторонились, давая дорогу.
— Ты почему не спишь? — строго спросила мама.
Он повис у нее на шее.
— О, у тебя рыбки, — крикнула из комнаты женщина в черном.
— Папа мне купил. Я думал, ты не придешь, — бормотал он, боясь отпустить маму.
— Да что с тобой? — удивлялась она. Оторвала его руки. В комнате развернула оставленный папой сверток. В нем был рулончик синего в белую полоску материала. — Надо же… А мы целый день потратили…
— А, ерунда, — ответила ей женщина в черном. — Ну, что, все в порядке, идем?
— Не знаю, — сомневалась мама.
— Да тут два шага. Соседний дом. Гера, мы с ним вместе росли. Вот увидишь, он обрадуется.
Закружилась на каблучке. Опять от нее веяло удивительным ароматом.
— Я не хочу, чтоб ты уходила, — вцепился в маму Антон.
Мама неуверенно молчала.
— Ну что ты, Антон? — удивилась женщина. — Завтра я приеду, и мы отправимся кататься на машине. А сегодня дай маме отдохнуть.
— Не хочу, — повторил, он.
Мама ему улыбнулась.
— Ну, тогда пойдем проводим гостью, — сказала она.
Все втроем они вышли в закуток.
В коридоре, стоя па стуле, дедушка прилаживал ходики на прежнее место. Маятник он распрямил, а стрелки никак его не слушались, не хотели держаться уголком. Безвольно, словно потерявшие силу руки, падали вниз.