Annotation
Студент-заочник едет в университет сдавать "хвост" по философии. Он и не догадывается, что обыкновенный экзамен превратится для него в эротическое испытание.
Урис Виктор
Урис Виктор
Экзамен
Это случилось в незабвенные восьмидесятые. Я тогда учился на историческом факультете нашего славного Дальневосточного государственного университета. Учился долго и трудно, со всеми академами - пять лет, а между тем, все ещё оставался студентом третьего курса. Вот и в ту летнюю сессию за мной числился "хвост" по философии. После сложных переговоров с деканом факультета мне все-таки удалось получить разрешение на пересдачу злополучного экзамена, и я ехал в альма-матер в надежде наконец-то закончить семестр.
Сидя в мягком кресле "Икаруса", я дремал. В голове было пусто, словно и не штудировал последнюю неделю толстенные "фолианты", но я надеялся, что на экзамене мозг все же выдаст нужные даты, идеи и цитаты. Автобус плавно притормаживал на перекрестках, мерно покачивая меня в удобном кресле. Сквозь дрёму я прислушивался, не раздастся ли впереди голос водителя (на посадке я попросил его объявить мою остановку), но тот всё молчал, и я уже было провалился в глубокий сон, как вдруг над моей головой щёлкнули динамики и чистым поставленным баритоном произнесли: "Геологическая!" От неожиданности я вздрогнул. Остановки по громкой связи у нас объявляли только в трамваях, троллейбусах и электричках, а вот чтобы в автобусах, да ещё пригородных - никогда. Если попросишь, так водитель все больше с места кричит. Я поднялся и двинулся к выходу. Динамики снова щёлкнули и по салону прогремело: "Помогите слепому выйти!"
"Тьфу ты чёрт! - про себя выругался я. - А вот это лишнее".
Наша краевая столица встретила меня горячим солнцем, вечной суетой и разнообразием запахов. Нескончаемым потоком машин шумел Океанский проспект. Шуршали подошвы, стучали каблуки спешащих прохожих. С 25 октября, где располагалась Приморская кондитерская фабрика, это кварталом ниже, вверх по склону сопки, на которой раскинулся Владивосток, поднималось густое облако шоколадного аромата. Неким диссонансом врывался в эту конфетно-тортово-вафельную гамму тефтельный дух диетической столовой, что находилась прямо напротив остановки. И уж совсем инородной, чуждой ноткой звучал в этой какофонии ароматов, едва уловимый, невесть откуда принесённый лёгким ветерком, сладковатый запах латекса. Я вдохнул полной грудью эту причудливую смесь, ощутил себя маленьким колёсиком в большом механизме, разложил складную трость и пошёл своей судьбе навстречу.
В университет я вошёл через корпус биофака. Поднявшись по ступенькам крутого крыльца, и пройдя скрипучие двери, я оказался в прохладном холле. Там было оживлённо. Ощущалась некая суета. Громко переговаривались какие-то люди. По хриплым голосам и репликам о козлах, кистях и прочей ремонтно-строительной атрибутике было ясно, что это мастеровой люд затевал ремонт. Я свернул налево и осторожно, дабы не наскочить ненароком на эти самые козлы, двинулся к переходу, ведущему в главный корпус. Кто-то крикнул мне вдогонку, что биофак сейчас закроют, и что выходить надо будет через центральный вход. Я кивнул и спустился в переход.
В переходе витал тошнотворный запах какой-то строительной замазки. Он был настолько густой и терпкий, что казалось, это дурно пахнущее вещество в считанные секунды обволокло меня целиком, осело на моих руках, лице и даже гортани маслянисто-едким налётом. Что это было конкретно, я не знал, но такой же запах исходил от скелета в кабинете биологии нашего интерната для слепых и слабовидящих детей. Поэтому, оказавшись в плотном облаке этого "аромата", мне сразу же представились выстроенные вдоль коридорных стен ряды штативов с покойно висящими на них "человеческими остовами".
В переходе никого не было, только впереди меня цокали одинокие женские каблуки. Цокали степенно и размеренно, как метроном. Так мог идти только грузный или солидный, степенный человек. Моё воображение добавило к каблукам полную фигуру, конечно же, волосы посеребрённые сединой и роговые очки. Ну, о паре толстых книг подмышкой я не говорю. Это само собой разумеющееся. Таким образом, мне представлялась уже немолодая доктор, в крайнем случае, кандидат наук, а седые волосы, толстые книги и роговые очки соответствовали образу человека науки, создаваемого советской литературой.
Я пристроился к ней в "кильватер", дабы половчее миновать выставленных "скелетов", разного рода предметы, которые во время грандиозных ремонтов обыкновенно вытаскивают на середину каких бы то ни было коридоров. Следуя таким порядком, я благополучно добрался до главного корпуса. Здесь моя доктор остановилась возле одной из аудиторий, гулко стукнула о пол полным ведром, и тонким девичьим голосом крикнула: "Ленка! Я - всё! Ушла!" Каблучки уже лёгкой весёлой дробью простучали по кафельной плитке, хлопнула дверь и моя несостоявшаяся доктор выпорхнула на улицу.
"Ага! Ошибочка вышла! - Ухмыльнулся я. - Акела промахнулся!" Что ж, бывает и такое. Редко, правда, но бывает.
Дальше мне пришлось идти уже одному. Я прошёл ещё один переход и оказался на родном факультете. Там было также пустынно и тихо. На кафедре никого не было, кроме молодой девушки, ассистента или секретаря. Раньше я её здесь не видел, и поэтому терялся в догадках. Она заботливо усадила меня на стул и сказала, что Игорь Александрович сейчас подойдёт. Я сложил трость, сунул её в пакет к своим конспектам и письменным принадлежностям, затем, придав лицу непринуждённое выражение, устроился ждать грядущей роковой развязки. Что ещё оставалось делать в подобной ситуации?
Девушка, ассистент или секретарь, серой мышью шуршала бумагами в противоположном углу. Я сидел и невольно прислушивался к её шебуршанию. Было немного неловко, словно я сижу и рассматриваю её в упор. В свою очередь, и я интуитивно ощущал на себе её пристальные взгляды. Я чувствовал это всем своим существом. В такие моменты шелест бумаг смолкал, или становился тише. Тем временем, экзаменатор мой всё не появлялся, и я, чтобы отвлечь себя от шороха в противоположном углу, решил ещё раз проштудировать свои конспекты. Решено - сделано. Я достал тетради и разложил их перед собой на столе. Шуршание в противоположном углу сразу стихло. Я позабавился данному обстоятельству. По всему выходило, Девушка никогда не видела, как читают слепые. Как ни в чём не бывало я принялся бегло просматривать свои записи. Однако, не успел я перевернуть и первой страницы, как девушка встала и подошла ко мне поближе. Она стояла рядом, в каких-- то полутора метрах и, как я понимал, с любопытством наблюдала, как я шуршу пальцами по истыканным листам. В том, что девушка наблюдает именно за мной, не было никаких сомнений.
Через несколько минут это подтвердилось. Она присела к столу напротив меня и робко спросила:
-- Извините, пожалуйста. Это вот так Вы читаете?
-- Да, -- добродушно улыбнулся я, - Именно так мы и читаем.
Я оказался прав. Девушка никогда не видела, как читают слепые, а может быть, и вообще не видела слепых. Всякое могло быть.
-- Но я вот смотрю и не нахожу ни одной нормальной буквы, -- удивилась она.
Нечто подобное я и ожидал, поскольку большинство, да практически все люди, не знакомые с системой брайля, думают, что точки в брайлевском письме повторяют очертание обычных букв. Я усмехнулся и спросил об этом свою негаданную собеседницу, включаясь в уже известный до мелочей диалог.