Выбрать главу

- Оставьте, Володя, я сам потом вымою посуду - я ведь на свою работу не опоздаю, ибо удачно пошутить никогда не поздно... - сказал старик.

Работа у Бомзе была необычная. До войны я вообще не мог понять, как такую ерунду можно считать работой:

Михал Михалыч был профессиональный шутник. Он придумывал для газет и журналов шутки, платили ему очень немного и весьма неаккуратно, но он не обижался, снова и снова приносил свои шутки, а если они не нравились забирал или переделывал.

Он любил повторять, что, к счастью, за самые лучшие шутки и анекдоты ему не назначали гонорара. Называлась его профессия "юморист-малоформист", и меня всегда удивляло, как может придумывать действительно смешные шутки и истории такой унылый и тихий человек...

Мне показалось, что Михал Михалыч хочет сказать что-то важное, но на кухню ввалилась Шурка Баранова со всеми пятью своими отпрысками, и сразу поднялся здесь невыразимый гвалт, суета, беготня, топот, крики, смех и плач одновременно, дети хватали из тарелки картошку Бомзе, дергали меня за ремень, один подлез под полу шинели, чтобы пощупать кобуру пистолета, другой забрался к старику на колени, все они хотели кричать, бегать, есть, они хотели жить, и я понял, почему старик не желает уезжать отсюда в Киев не то к друзьям, не то к родственникам.

КЛЕВ РЫБЫ

На подмосковных водоемах изо дня в день усиливается клев рыбы. Щука берет лучше всего на Истринском водохранилище. Здесь попадаются экземпляры весом 4-5 кг. Хорошо клюет и окунь, нередко довольно крупный, 600-700 граммов.

"Вечерняя Москва"

В отделе было шумно: опердежурный Соловьев выиграл по довоенной еще облигации пятьдесят тысяч. Счастливчик, очень довольный и гордый, слегка смущаясь, благодарил за поздравления, с которыми к нему приходили даже люди малознакомые.

Торжество достигло вершины, когда явился редактор управленческой многотиражки с фотографом. Правда, тут Соловьева обуяла скромность, и он стал отказываться, бормоча, что ничего особенного он не сделал, но редактор быстро урезонил его, подсказав, что помещать его портрет в газете будут не от восхищения замечательными соловьевскими глазами, а потому, что это дело политически важное.

Потом пришел Жеглов, которому Соловьев в тысячный раз поведал, как он вчера "так просто, от скуки, чтоб время, значит, убить" проверил номера облигаций по первому послевоенному тиражу:

- Смотрю, братцы вы мои, серия сходится! А как увидел выигрыш полтинник, - так и номер проверять опасаюсь: вдруг, думаю, не тот, получи тогда "на остальные номера выпали...". Отложил я газету на диван, пошел перекурить...

- А сердце так и бьется, - сочувственно сказал Жеглов.

- Ага... - простодушно подтвердил Соловьев. - Зову Зинку. Зинк, говорю, у тебя рука счастливая, проверь-ка номер... Да, братцы, это не каждому так подвалит...

- Еще бы каждому! - подтвердил Жеглов. - Судьба, брат, она тоже хитрая, достойных выбирает. А как тратить будешь?

- Ха, как тратить! - Соловьев залился счастливым смехом. - Были б гроши, а как тратить - нет вопроса.

- Не скажи, - помотал головой Жеглов, - "нет вопроса". . К такому делу надо иметь подход серьезный. Я вот, например, полагаю, что достойно поступил Федя Мельников из Третьего отдела...

- А чего он? - спросил Соловьев озадаченно.

- А он по лотерее перед самой войной выиграл легковой автомобиль "ЗИС-101", цена двадцать семь тысяч.

- И что?

- Что "что"? Как настоящий патриот, Федя не счел правильным в такой сложный международный момент раскатывать в личном автомобиле. И выигрыш свой пожертвовал на дело Осоавиахима, понял?

Лицо Соловьева сильно потускнело от этих слов Жеглова, как-то погасло оно от его рассказа, помялся он, пожевал губами, обдумывая наиболее достойный ответ, и сказал:

- Мы с тобой, товарищ Жеглов, люди умные, должны понимать, что война кончилась, государство специально тираж разыграло, чтобы людям, за трудные времена пообтрепавшимся, облегчение сделать. Да и Осоавиахима уже нет никакого...

Жеглов ухмыльнулся, потрепал Соловьева по плечу, сказал не то всерьез, не то шутейно:

- Это, Соловьев, только ты умный, а я так, погулять вышел... Конечно, вместо Осоавиахима я бы тебе другой адресочек мог подбросить, но, вижу, ты к этой идее относишься слишком вдумчиво. Поэтому, так и быть, ограничимся коньячком с твоего выигранного капитала. Сделались?

Соловьев явно обрадовался благополучному исходу.

- Что за вопрос между друзьями! - сказал он важно. - Обмоем, как водится!

- Не обманешь? А то на посуле, как на стуле: посидишь, да встанешь, недоверчиво покачал головой Жеглов и, будучи не в силах угомониться, добавил: - К тому же теперь будет у кого перехватить до получки, а?

Соловьев готовно покивал, но в глазах его я особой радости по поводу жегловских планов не заметил.

- Теперь дочке пианино куплю, - сказал он. - А то в школу на трех трамваях ездит, покою нету... Жене, Зинке, отрез панбархата возьму, в комиссионке на Столешникове видел. Ши-икарный отрез, розовый, две с половиной стоит...

- А слоники у тебя на комоде есть? - поинтересовался Жеглов.

- Какие еще слоники? - не понял дежурный.

- Семь таких слоников, мал мала меньше, они еще счастье приносят.

- А у тебя эти слоники есть? - спросил, подумав, Соловьев.

- Есть, - соврал Жеглов и "подставился". Радостно захохотав, Соловьев заорал:

- Вот у тебя есть, а у меня нет, а счастье все равно мне подвалило! Суеверие одно, товарищ Жеглов, ты на них, на слоников, не надейся...

- Ну и дурак, - сказал Жеглов и хотел еще что-то добавить, но зазвонил телефон.

Глеб снял трубку, и по ходу разговора улыбка сошла с его лица, вытянулось оно, и жестко сжались губы. - Хорошо, - отрывисто сказал он в трубку. - Сейчас выезжаем. - Дал отбой и скомандовал. - Бригада, на выезд. В Уланском - труп ребенка!

Во дворе около столовой стоял старый красно-голубой автобус с полуоблезшей надписью "милиция" на боку. Шесть-на-девять крикнул мне:

- Гляди, Шарапов, удивляйся: чудо века - самоходный автобус! Двигается без помощи человека...