- Ну... я просто люблю жить, господин полковник. Поэтому, вероятно.
- Да, но, черт возьми, две минуты тому назад вы проигрались вдрызг!
- Господин полковник, я проиграл только деньги. И то не все. А игра была такая напряженная, интересная. Веселая!
- Мне случалось видеть, капитан Сташек, когда в конце такой веселой игры некоторые пускали в ход пистолеты.
Кончиками пальцев Сташек потер висок. Смешливо приподнял одну бровь.
- Мне это непонятно, - признался он. - Игра волнует, веселит, доставляет мне огромное удовольствие. Зачем же тогда стал бы я стрелять в себя? Проигрыш... Даже простого щелчка в нос, господин полковник, это не стоит. Вообще же, откровенно говоря, лучше бы играть не на деньги. И не держа при себе пистолетов. Оружие редко вызывает улыбки.
Полковник Грудка отечески снисходительно покачал головой. Снял пушинку, прилипшую к рукаву рубашки Сташека.
- Не объясните ли, капитан, зачем тогда вы пошли служить в армию?
- Ну, это не совсем зависело от меня, господин полковник, - улыбаясь, сказал Сташек. - Кроме того, мне очень нравился блеск парадного офицерского мундира, военный оркестр. А я не думал, что непременно начнется война.
- И очень обрадовались, когда попали в плен?
- Ну... меньше, конечно, чем теперь, когда освободился из плена. И еду домой.
- Но вы на войне убивали...
- Нет, господин полковник! - не давая ему закончить, весело закричал Сташек. - Представьте себе, нет. Моя совесть совершенно чиста. Я стрелял, но не убивал. Мне на войне повезло.
- Добряк вы, Сташек, право, добряк, - сбивая пепел с сигареты, задумчиво проговорил полковник. - Добряк и даже, пожалуй, счастливчик. Могло ведь случиться, что вам пришлось бы и убивать. А нет - предстать за это и перед военным судом. Не всегда можно стрелять мимо цели. Война есть волна. Правда, теперь это уже позади, и мы здесь стоим в нижних рубашках.
- А я, господин полковник, и в будущем собираюсь делать то же самое, если придется, - стрелять мимо цели. То есть стрелять не в человека.
- В будущем я вижу вас хозяином большого пивоваренного завода, а не офицером. Или, может быть, вы станете священником?
- Господин полковник! Достаточно того, что брат моего отца и мой воспитатель - священник.
- Да, я запамятовал.
- А пивоваром... Во всяком случае, пить пиво я очень люблю.
Оба они дружно рассмеялись. Потом полковник Грудка, сладко потягиваясь и дыша на холодное стекло окна, сказал:
- Какая все-таки огромная страна - эта Россия. Одно дело, когда смотришь на карту, где в самом центре помещена Австро-Венгерская империя, а все остальное клочками, обрывочками по бокам, и другое дело, когда эти клочки, обрывочки, наоборот, оказываются в центре и, собственно, заполняют всю карту. Тогда умозрительным становится существование на земном шаре вообще любых других стран, кроме этой. В рамках карты их нет, они уже не вмещаются - только Россия и Россия.
- А для меня, господин полковник, сейчас на всех картах существует только Владивосток. - Сташек, как всегда, улыбался.
- Почему только Владивосток?
- Там конец России и начало нашей родины. Когда я ступлю на борт океанского парохода, я буду считать себя уже дома. Если хотите, даже на пивоваренном заводе.
- Для этого нужно совсем немногое: доехать до Владивостока и подняться на борт океанского парохода, идущего в Марсель.
- Что же здесь невозможного?
- Адмирал Колчак так же, как мы, рассчитывал во Владивостоке ступить на борт океанского парохода. Но Колчака уже расстреляли.
- О, верховный правитель был так ненавистен большевикам!
- Мы с вами, капитан Сташек, тоже не сделали для них ничего приятного. Мы не из числа тех, кто остался у большевиков на службе.
- Адмирал Колчак был русский. А мы, господин полковник, иностранцы. И мы находимся под международными гарантиями.
- Адмирал Колчак тоже находился под международными гарантиями, когда принимал на себя тяжкое бремя власти. Но в странах, где происходят революции, единственная гарантия не быть расстрелянным - это застрелиться самому. Всякие другие гарантии ненадежны.
- Вы пессимист, господин полковник, - улыбаясь, сказал капитан Сташек.
- А вы бездумный оптимист, капитан Сташек, - уже сердясь, ответил полковник Грудка.
Он отвернулся, уперся лбом в прохладное стекло. В вагоне было жарко, густо висел табачный дым. Поезд, скрипя железом, тащился на подъем, и за окном медленно отступали назад кривые сосенки, избитые жестокими забайкальскими ветрами. Телеграфные провода; похожие на нотные линейки, то взбегали вверх к серому зимнему небу, то падали вниз, к такой же серой земле.
- Дядя мой, священник, любит повторять, что даже если, вопреки святой Библии, свершится второй всемирный потоп, жизнь будет все равно продолжаться, - сказал Сташек. - Вот это оптимизм! И я его разделяю. Так думать человечнее. И, знаете, мне очень хотелось бы посмотреть именно на ту жизнь, какая будет после второго потопа.
- Улитки и морские ракушки. Это вас удовлетворяет?
- Такого не может случиться, господин полковник! На земле всегда будут жить люди.
И Сташек снова засветился в самой простодушной улыбке.
Полковник хмурился все больше. Сигарета, зажатая между пальцами, давно погасла, он взглянул на нее, поморщился и с силой втиснул окурок в угол оконной рамы, хотя настенная пепельница была совсем рядом.
- Завидую вашему характеру, Сташек... Нет! Совсем не завидую. Даже с тревогой думаю, что было бы, если бы мы поменялись местами. Скорее всего, ни вас, ни меня, ни всех людей, которые сейчас едут с нами в этом поезде, уже на свете не было бы. На болоте, где много журавлей, нельзя быть благодушной лягушкой. Меня больше устраивает положение охотника за журавлями. Я беспокоюсь за вас, капитан Сташек. Если в этой войне вы не погибли, у вас не очень много шансов не погибнуть и в следующей войне.
- А следующей войны уже никогда не будет! - радостно воскликнул Сташек. - К тому же по приезде на родину я немедленно и навсегда сброшу этот мундир. Стану пивоваром. Вы мне подсказали прекрасную профессию.
- Воевать - и для меня занятие не из приятных. Но это все же профессия, вполне достойная профессия. И по приезде на родину я приложу все усилия, чтобы поскорее стать генералом. Поверьте, Сташек, на войне лучше быть фельдфебелем, чем рядовым солдатом, а генералом быть лучше, чем полковником. И я боюсь одного: что новая война случится прежде, чем я успею заслужить генеральские погоны. - Он провел рукой по своим пышным, чуть тронутым сединой волосам. - Не пора ли нам вернуться к игре? До Владивостока еще далеко. И вы, Сташек, успеете весело проиграть оставшиеся деньги.
- Готов, господин полковник! Но прежде мне хочется на одну минуту заглянуть в свое купе. Я обещал мальчику показать интересный карточный фокус.
- А! Очень кстати. Что вы думаете делать дальше с этим мальчиком? Он уже совершенно здоров.
- Вероятно, если захочет, увезу с собой в Прагу. Он теперь круглый сирота. И такой приятный, ласковый. А пивовару Сташеку помощник пригодится. Патер, мой дядя, тоже будет рад. Жена, может быть, меньше. Особенно когда у нас появятся свои дети. Но это мы с Блаженой уладим легко.
- Вы еще не женаты, Сташек!
- Так точно, господин полковник. Но я непременно женюсь на Блажене. Эта проклятая война на целых шесть лет продлила мою бесполезную холостяцкую жизнь.
Полковник слегка прищурился.
- Ну, бесполезной она у вас была не все эти шесть лет. Мне кое-что известно, Сташек.
- Семью, господин полковник, ничто заменить не может, в особенности если знаешь, что тебя ждет чрезвычайно милая девушка. Когда вы мне показываете семейные фотографии, те, где, вы снимались со своей прелестной дочуркой Густой, я неизменно с сожалением думаю: как я опоздал! Мне хотелось бы продолжить нашу дружбу с вами и в Праге, но лучшая дружба, господин полковник, домами, особенно если в одном доме жених, а в другом невеста. Мне хочется завести поскорее свой собственный дом. Ну, и жениха! - Сташек улыбался солнечно, мечтательно. - А мальчик этот, господин полковник, разве вам не нравится?
- Этот мальчик как все мальчики, Сташек. Не больше. Но если бы он мне очень не понравился, он бы давно уже не ехал с нами. И Густа моя не заметила бы потери своего будущего жениха.