Суров кумир твой, Навои, и милости не жди:Подачек ждать не позволяй рассудку своему!
* * *
Он любить мне запрещает, простодушный, кроткий шейх!Э, какой там кроткий! Злыдень, мерзкий пес в чесотке, шейх!
Что в вине твоем соринки, если даже коврик свойПосле омовенья стелет в луже посередке шейх!
В море лжи и лицемерья, духом алчности гоним,Посохом-веслом махая, плавает, как в лодке, шейх.
Яркий свет ума и веры разве может излучатьВ заблуждениях погрязший разум твой короткий, шейх?
Сеть обмана расстилает для доверчивых людей,Сделав зернами приманки погремушки-четки, шейх.
В ярости он — хищник дикий, похотлив — как грубый скот,Хоть и кажется двуногим по прямой походке шейх.
На людей похожим станет разве только в кабачке,Если хмелем бренной влаги пополощет в глотке шейх!
Если меж твоих собратьев я бы честного нашел,Я рабом ему служил бы, радуясь находке, шейх!
Ты себя считаешь мужем, а наряд твой так цветист,Что под стать лишь пестрой птице или глупой тетке, шейх!
Простодушна юность в дружбе, к ней стремится Навои,Не беда, что дружбу тоже запрещает кроткий шейх!
* * *
Моя безумная душа в обломках сломленного тела —Как тот безумец, что притих среди развалин онемело.
Краса твоих рубинов-уст чудесно оживляет мертвых —То, верно, на живой родник дыханье божие слетело!
Жемчужины твоих зубов как будто в раковине скрыты,Улыбка створки разомкнет — гляжу на блеск оцепенело.
Стекая, медленно дрожит в моих ресницах капля крови —То, в капле влаги отразясь, наверно, роза заалела.
Я стан твой вспомню — и в строке все недописанные буквыПрямы, как в слове «джан» «алиф», что выводил писец умело.
Всю жизнь отдам я за тебя, любовь моя, ты — совершенство:Как среди тварей человек, ты меж людьми царишь всецело!
И если хочешь, Навои, чтоб людям смерть не слала горе,Про горе не слагай стихи, в которых бы страданье пело!
* * *
Вчера я с луноликой был — ах, это сон, виденье, бред!О, нет, не бред: где нету сна, там сновиденья тоже нет!
Поверженного сердца зов — то о свидании мольба, —Так нищего немой вопрос завесою стыда одет.
Ах, очи на твоем лице — как буква «айн» на строчках книг,А пятнышки в твоих очах — как на нарциссах точек след.
И стан мой немощью согбен перед красой того чела —Так меркнет месяц в небесах, сияньем солнечным задет.
Слезами орошу я путь — мой кипарис сюда придет:Проглянет, словно бы росток, живою влагою согрет.
Мечом измены, как калям, засохший стан мой расщеплен,Мой стон немой — словной не мой: камыш засох — напевам вред!
Как животворна влага уст, но Навои не пить нектар,И Хызра век не для него: ему не видеть долгих лет!
* * *
Она, покинув пир, ушла, и села на коня, хмельна,А я к стопам ее приник, с мольбой держась за стремена.
Нет, мне ее не возвратить, но я бы в жертву жизнь принес,Лишь силой чуда бы она была на пир возвращена!
Торопит всадница коня — и сердце падает в груди,Мечом обиды ранен я, жестоко грудь уязвлена.
Зачем не насмерть я сражен? Не легче ль муки мне пресечь,Чем торопить в обратный путь и гнать сквозь темень скакуна?
Как горько одиноким быть на горьком пиршестве скорбей:Нарушен сердца сладкий сон, душа покоя лишена.
От век так заведено: кто чашу радости вкусил,Сто кубков горечи тому судьба велит испить до дна!
Я в одиночестве умру. Не диво ль — преданность мояОтветной верностью в любви ни разу не награждена.
Когда белеет голова, с уединением смирись,Ведь не украсит юный пир ни грусть твоя, ни седина!
Неверную не возвратишь. К чему ж терзаться, Навои?Смотри: ты бледен, стан дрожит, душа печалью смущена.
* * *
Если в юности ты не прислуживал старым,Сам состаришься — юных не мучай задаром.
Старость близится — будь уважителен к старцам,Но от юных не требуй служить себе с жаром.
Распалившийся хмелем, подвыпивший старец —Как старуха, что красится красным отваром.
Будто розы и листья пришиты к коряге,Вид у пестрой одежды на старце поджаром.
Если мускус твой стал камфарой, не смешно лиКамфару или мускус искать по базарам?
Постарев, обретешь и почет, и почтенье,Притворясь молодым, обречешь себя карам.
Если в юности ты не роптал и смирялся,Как состаришься — время ли спеси и сварам?
Благодатна судьба у того молодого,Кто чело не спалил вожделением ярым.
Если похоть жжет старца чесоточным зудом,В нем как будто пороки смердят перегаром.