Выбрать главу

Рассел ЭНДРЮС

Гедеон

Посвящается Биллу Г'олдману, который заслуживает много хорошего, но больше всего — благодарности за эту книгу и удачного сезона для баскетбольной команды «Нью-Йорк никербокерс»

Выражаю признательность Джону Олдермену и его коллегам из корпорации «Мерил Линч» за консультации в области финансов, Элейн М. Пальяро из лаборатории судебной медицины штата Коннектикут за сведения о телесных повреждениях, а также Джону Катцу за информацию в сфере Интернета, Дженис Герберт, проделавшей тщательное и кропотливое исследование, и Мэри Донно, превосходному пилоту и летному инструктору.

Также хочу поблагодарить Доминика Абеля, Джека Дитмана и Эстер Ньюберг за то, что верили в этот проект с самого начала. Лоренцо Каркатерра, Уильяма Дила и Стэна Поттингера за то, что они самыми первыми прочитали эту книгу, и их бесценные советы, а также Линду Грей и Леону Невлер за поддержку и прекрасную редакторскую работу. И конечно, как всегда, благодарю Дженис Донно за то, что она жертвовала своими свободными вечерами и выходными, а также Диану Дрейк, которая просит только богатую почву для размышлений и счастливых развязок.

ПРОЛОГ

Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое.

Уильям Фолкнер

8 июля

Вашингтон, округ Колумбия

Он опять проснулся от собственного крика.

Конечно, это был сон. Тот самый. Всепоглощающий и неизбежный.

Но сейчас все было по-другому. Исчезло чувство безопасности, когда происходящее в кошмаре кажется таким далеким. Сон словно смешался с явью и стал ужасающе близким, осязаемым и реальным. Яркие краски и отчетливые звуки. Он видел лица, узнавал голоса. Чувствовал боль.

И слышал плач.

Даже осознав, что уже не спит и что рвущийся наружу вопль — его собственный, он едва смог замолчать. От физического напряжения у него перехватило горло, словно звук выдрали из глотки. Чтобы не закричать снова, человек заставил себя вспомнить, кто он и где находится. С такой силой прикусил губу, что выступила кровь. Не сделай он этого, плач продлился бы гораздо дольше — минуты, часы. Всю жизнь.

Струи пота стекали по его телу. Простыни промокли насквозь, и поначалу он подумал, что обмочился. Но все это происходило и раньше. Он даже успел привыкнуть к тому, что такое иногда случается. Нет, он пробудился, дрожа от страха и слабости. Не из-за того, что увидел кошмар, — его испугал конец сна. Не такой, как прежде.

В этот раз человеку приснилось, что он заговорил.

Он верил в вещие сны, и потому его охватил ужас.

Человек думал о причинах этого ужаса с той самой минуты, когда женщина, которую он беззаветно любил, подошла к нему, расстроенная и подавленная, и сказала, что им нужно поговорить. На дворе стояла солнечная погода, и он помнил ощущение приятного тепла, растекшегося по телу при мысли о том, что все идет как нельзя лучше и их планы близки к исполнению. Когда женщина наклонилась, чтобы шепнуть несколько слов, он понял, что никогда раньше не видел ее такой — испуганной, бледной и дрожащей. Что же могло случиться? И тут она сообщила ему о пакете. Об инструкциях, которые его сопровождали. О том, что в нем находилось.

Потом они долго сидели, обнявшись и не проронив ни слова — им было нечего сказать. Все, к чему он шел так упорно, к чему они так стремились, рушилось на глазах. Нет, не рушилось. Разлеталось вдребезги.

Он отменил все встречи и не подходил к телефону. Они вдвоем укрылись за запертыми дверями и беседовали, спокойно и методично рассматривая каждую возможность и обсуждая все варианты. Анализировали и изучали. До тех пор, пока она не положила ладонь, такую мягкую и прохладную, на его руку. Только ее нежное прикосновение помогло ему сдержать слезы.

— Это единственное, что ты можешь сделать, — сказала она.

— Это единственное, чего я не смогу сделать, — ответил он печально.

— У тебя нет выбора. Все остальное или чересчур рискованно, или причинит тебе вред. — Она прикоснулась к его щеке. — Что, если они узнают? Ты только представь, что может случиться.

Ему не нужно было спрашивать, кто такие «они». Не требовалось ничего представлять. Он и так знал, что произойдет. Знал совершенно точно.

А еще он знал, что никогда не сможет последовать совету любимой женщины. Она не представляла себе масштабов власти супруга и не понимала, от чего именно просит его отказаться.

После всех попыток найти логическое объяснение, после того как вариантов больше не осталось, он никак не мог решиться сделать то, о чем она его просила.

И тогда он принял другое решение. Намного лучше.

Тот кошмарный последний сон подсказал, что оно верное. И справедливое. Человек понимал это совершенно отчетливо.

Неожиданно он поднялся и сел в кровати, словно надеясь, что резкое движение поможет сбросить страх, будто отмершую кожу. Неистово заморгал, желая, чтобы сон, а с ним и ночное одиночество исчезли.

Светало, и первые робкие лучи солнца проникли в комнату. Казалось, они настолько слабы, что едва пробиваются сквозь окно спальни. Но ни рассветные тени снаружи, ни ледяное дыхание кондиционера внутри — самого лучшего! — не могли скрыть безжалостную влажность душного вашингтонского лета.

Дышать стало чуть легче, и человек разжал плотно стиснутые кулаки. Попытался расслабиться и успокоиться. Вернуться к жизни. Безуспешно.

Он посмотрел влево, на жену. Поразился и одновременно обрадовался тому, что она крепко спит. Впервые за всю жизнь он не смог бы посмотреть ей в глаза и поделиться своими мыслями. Все же, несмотря ни на что, ему нравилось слышать, как она тихо и размеренно посапывает рядом, так знакомо и успокаивающе. Еще одно чудо: все двадцать семь лет брака она дарила ему помощь и поддержку. Была опорой его жизни.

Человек опустил ноги на пол. Они все еще дрожали и подкашивались. Он немного посидел, касаясь босыми ступнями обюссонского ковра пастельных тонов. Затем провел левой рукой по гладкой поверхности кроватного столбика. Человеку нравилось их ложе с пологом на четырех столбиках, созданное в 1782 году самим Натаниелем Долджерсом, величайшим мебельщиком колониального периода. Вообще-то кровать была коротковата и не слишком удобна, но человек настоял на том, чтобы они спали именно на ней. Он взглянул на жену, свернувшуюся калачиком, и улыбнулся. Она считала, что супруг питает пристрастие к этой громадине потому, что любит работать руками и превыше всего ставит мастерство. На самом деле причина крылась в цене раритета — сто семьдесят пять тысяч долларов! И каждую ночь, перед тем как заснуть, человек думал о том, что сделала его мать, узнав, что он спит на такой дорогой кровати.

Она рассмеялась. Откинула в изумлении голову назад и хохотала до тех пор, пока слезы не потекли по щекам.

Ноги уже не дрожали, а сердце перестало бешено колотиться. Он медленно встал и, мягко ступая, подошел к окну, за которым простиралась площадь, тихая и пустынная. Справа, у восточной стороны дома он разглядел сад и силуэты ее цветов. Человек оглянулся на спящую женщину и покачал головой. Цветы были ее, и она говорила о них как о своих детях, которых супругам так и не удалось завести. При виде розы или, скажем, колокольчика черты ее лица смягчались, в глазах появлялся блеск, а голос становился нежным и мелодичным. А как она прикасалась к лепесткам — так ласково и любовно! Когда человек проходил мимо букетов, которые супруга срезала для дома, то не мог удержаться, чтобы не потрогать цветы. Ему казалось, что он касается жены, а она отвечает на его прикосновение.

Он отвернулся от сада и тихо прошел в ванную. Посмотрел в зеркало над мраморной стойкой, на которой покоилась раковина. Для пятидесяти пяти он выглядел совсем неплохо. Просто великолепно. Привлекательная внешность не раз ему помогала. Квадратный подбородок, синие, излучающие уверенность глаза. Конечно, седины прибавилось, особенно за последние три года. Зато он не располнел, ну прибавил килограммов пять со времен учебы в колледже, не больше. Морщины, правда, заметны, особенно вокруг глаз, ну и черт с ними. Все говорят, что они делают его лицо выразительнее.

В молодости он и не представлял себе, что будет выглядеть так, как сейчас.