Около будки на скамейке сидели женщины, дожидаясь очереди к автомату, и читали вслух советы из журнала:
— «Чтобы в раскрытое окно не влетели мухи, оконные рамы смазывают уксусом…»
Юле уже давно надоело кормить голубей, она вытряхнула им последние крошки: «Весь день едят и едят, как не надоест!» и подошла к кабинке.
— «Если заест стеклянную притертую пробку во флаконе, на помощь приходит одна капля уксусной эссенции, пущенная между горлышком и пробкой…»
Женщины поворачивали головы и рассматривали Юлю. Ее очередь была далеко, но когда дядька вышел, Юля так умильно посмотрела на высокую даму, открывшую дверь будки, что та остановилась на пороге и пропустила Юлю: «У вас что-то срочное? Ну, звоните, звоните, конечно…»
Юля скользнула в будку.
— Артистка, — сказали в очереди.
— А что у нее? — спросили сквозь советы.
— Говорят, гипертония… с подозрением на злокачественную…
— Ой, а по виду не скажешь…
«Бывает, что курица в супе никак не хочет стать мягкой. Тогда, поварив ее минут двадцать, выньте из кастрюли и опустите в другую кастрюлю — с холодной водой. Потом вновь положите в кипящий бульон…»
Юля говорила по телефону:
— У кого ты спросила? У Анны Викторовны? Да ты что! Она меня избегает!
У Анюты больше не спрашивай! Я не хочу. Я не хочу ей звонить! Она избегает! Танечка, узнай как-нибудь так, ну хоть у диспетчера, назначена смена или нет… Если назначена, значит, все. Заменяют… У меня один монолог остался, и там еще… Ну, ладно… Пусть… Это какой-то замкнутый круг! Мама говорит: «Никто не звонил». Аркадий тоже, само собой… Он меня бережет на черный день. А черный день наступил, только он не понимает. Что? Что ты! Узнай, пожалуйста, хотят они или не хотят, придумай что-нибудь! Ты единственный человек, кому я могу это сказать… Танечка, узнай… А врачи всегда все запрещают. А может, они там даже рады, что я легла…
— Ой, артистка, артистка. — сказала одна больная другой.
— Дерганая какая-то, — подтвердила та, что читала советы.
Разговор Юли был всем им слышен, потому что в будке было выбито стекло.
На экране монтажного стола застыл крупный план Юли.
— Еще раз восьмую сначала, Людмила Ивановна, — попросил режиссер.
Монтажер Людмила Ивановна, худая, смуглая пожилая дама, с непостижимой ловкостью перезарядила часть. В углу возилась с пленками помощница — молчаливая Вероника; время от времени она поворачивала к столу огромные вдумчивые глаза и смотрела словно сквозь экран.
— Не нервничайте, Сережа, — сказала Людмила Ивановна, — вот Александру Ильичу на свежий глаз понравился наш материал, да, Александр Ильич? Это мы с Сергеем Анатольевичем немного засмотрели…
Автор вынужден был молча кивать и даже промычал неопределенное «угу».
— Поехали, — сказал режиссер.
На экране возникло изображение. Режиссер смотрел больше на автора, а автор впился в экран. На экране был аэропорт. Юля ходила по залу, среди людей, таща за собой какой-то огромный баул, более подходящий какому-нибудь баскетболисту, пробиралась к кассе, требовала билет в Москву.
— А почему ты выбросил, как она сидит на чемодане и знакомство с летчиком? И потом… почему вместо человеческого чемодана она таскает этот…
— Баул? — подсказала Вероника и улыбнулась. — Такой смешном…
— По-моему, тоже смешно, — сказал режиссер. Поперхнулся и отвернулся.
А на экране уже взлетал самолет. Вероника наблюдала с интересом за автором. Он со свистом втянул в себя воздух и спросил:
— Откуда у нее в номере холодильник? Это что, люкс? На какие деньги?
— Не лови ты блох! Тут нужен текст из магнитофона…
— Не знаю, не знаю…
— Что не знаешь? Стоп!
Вероника остановила изображение. Во время последнего разговора Юли-журналистка ужинала одиноко в номере гостиницы и расшифровывала магнитофонные записи. Теперь все замерло.
— Я не знаю, что слушает эта вертихвостка с холодильником! С ней никакой простой советский человек не станет говорить всерьез!
— Так ты об этом и писал! Как к ней никто не относился всерьез. Ты сам был журналистом…
— Но я не жил в люксах! Терпеть не могу «липы»!
Вероника выключила изображение, чтобы не сердить автора.
— А нельзя переснять? — без надежды спросил автор. — Или вырезать хотя бы холодильник?
— Сейчас вырежу, — мрачно пообещал режиссер; — Я пошел курить! Смотри главное, ползучий реалист!
— Главное состоит из мелочей.