В начале 90-х годов это освободительное движение передалось в земства, и целый ряд земских слетов и съездов развивал мысли о необходимости расширения участия представителей народа в законодательстве страны и дарования населению права контроля над аппаратом Государственной власти, в тесном взаимодействии правительства и общества. Характерно при этом то обстоятельство, что это развитие либеральных настроений в земской среде совпало с реформами земских учреждений, предпринятыми при Императоре Александре III гр. Д.А. Толстым, которые имели целью повернуть земство на наиболее консервативный путь, но до?стигли обратного результата. Но Правительство оставалось и то?гда глухо к возникающему брожению общественно?политической мысли и даже проявляло к ней явную враждебность. Так, например, такой крупный государственный деятель, как С.Ю. Витте, в известной записке своей "Самодержавие и Земство" прямо доказывал, что эти два принципа не совместимы. В своем труде гр.Витте проводил эту мысль, что совместное существование в данном Государстве Самодержавия и принципа самоуправления не может воспитать свободных граждан, а постоянная борьба этих двух начал превращает народ в народную пыль, неспособную к сопротивлению, и которая при первом же натиске на нее может разлететься прахом. К великому прискорбию слова его оказались пророческими. На этом лозунге всегдашнего противодействия развитию общественной самодеятельности Правительство, принципиально и преемственно, стояло твердо, не уступая ничего, и привело этим себя впоследствии к полному крушению.
Разделение Государственной власти и общества было так велико, что уже после учреждения Государственной Думы тогдашний министр земледелия Кривошеин в одной из своих речей, произнесенных в Киеве на агрономическом Съезде, указывал на при?скорбное для дела деление русского общества на мы - правящие сферы и они - все остальное население вне этих сфер. Естественно, что спокойным при таком положении дела русское общество оставаться не могло. Но как ни как, а правительство и тогда хорошо понимало, что без содействия общественных элементов не только трудно, но просто невозможно управлять таким огромным по территории, при разноплеменном составе населения, Государством, каким являлась Россия.
Разные условия местностей ставили властно требование создания применительных к этим условиям законов и местных постановлений, и само собою разумеется, что в ХХ веке, даже в невысоком по развитию культуры и политического сознания русском народе все же политическая и общественная мысль постепенно прогрессировала и не укладывалась уже в рамки бюрократиче?ского абсолютизма и полицейского режима. Этот отживающий государственный строй с каждым днем отставал от развивающегося государственного самосознания русского общества, почему и пропасть между правительством и обществом все углублялась и расширялась. Наиболее прозорливые государственные люди той эпохи это хорошо понимали и старались разными паллиативными мерами смягчить назревающий грозный разлад в системе управления Государством, но отрешиться от власти и мужественно идти на коренные реформы Государственного строя они не могли, ибо не хватало главного - любви к народу, как к таковому, и смелости размаха в твердом проведении либеральных реформ. Надо признаться при этом, что правящий класс, из которого пополнялись кадры правительственной власти, и не думал уступать своих прерогатив, полагая, что русский народ и общество настолько дики и неразвиты, что система, принятая правительством, единственная возможная в данное время. Одновременно с этим, мер к поднятию умственного уровня народа принималось мало, школьное дело было поставлено совершенно не целесообразно, даже в направлении вредном для Государства, ибо школы нико?гда не были национальны, а узко схоластичны, не развивая никогда в народе сознания обязанностей граждан к отечеству, не заботясь о развитии здорового патриотизма и беззаветной любви к достоинству и славе отечества.
Повторяю, наиболее прозорливые государственные люди конца девяностых годов прошлого столетия несомненно понимали это, но отказаться от своих ложных доктрин не имели в себе достаточно мужества и самоотверженности. Таков был, например, всемогущий министр внутренних дел В.К. Плеве. Я не могу воздержаться, чтоб не привести здесь характерный эпизод, происшедший с законом о местной ветеринарии. Ветеринарное дело, благодаря заботам о нем земских учреждений, в большинстве земских губерний было поставлено весьма удовлетворительно, о чем ясно свидетельствуют отчеты Земских Управ того времени, и дело это, близкое населению и необходимое для развития его благосостояния, все улучшалось и развивалось. Но вот оказалось, что в министерстве внутренних дел явилась злополучная мысль, что ветеринарное дело должно быть взято в руки правительства и централизовано. Началась работа в этом направлении, и из недр Петербургских канцелярий появился небывалый по нецелесообразности закон, ограничивающий право распоряжения ветеринарным делом Земств, превращающий земских ветеринаров в правительственных чиновников и тормозящий всякую инициативу Земств в постепенном и планомерном развитии дела.
Земства подняли невероятный шум по этому вопросу. Полетели ходатайства о том, чтоб закон был пересмотрен и изменен. Я тогда был Председателем Екатеринославской Губ. Земской Управы и хорошо помню то тяжелое чувство обиды и оскорбления, которое нами испытывалось, видя, как безо всякой надобности, бесцельно разрушалось стройное здание одной из важнейших отраслей Земского Хозяйства. Между тем закон ветеринарный прошел через Государственный Совет и был Высочайшей властью утвержден. Но так как вопль земских протестов оказался весьма интенсивным, то умный Плеве понял, что изданием этого закона он попал впросак, что кроме раздражения и справедливого осуждения из этого ничего не выйдет, и совершилось небывалое - Высочайше утвержденный закон не увидел света и было созвано новое Совещание с участием представителей от Земских учреждений, в числе которых находился и я. Должен засвидетельствовать, что Плеве отнесся с полным вниманием к заявлению и критике земских членов Совещания. Критика была поистине беспощадна, и от закона не осталось камня на камне.
9
Очевидность нелепости изданного закона наглядно выступила, когда были составлены журналы Совещания, и пришлось, не взирая на то, что он был по всем правилам законодательства издан и утвержден Верховной Властью, вновь представить Государю на предмет его отмены. В.К. Плеве воспользовался присутствием земских делегатов и часто собирал нас у себя в кабинете, стараясь выудить у нас наши мнения по многим насущным вопросам. Мнения свои мы высказывали с полной откровенностью. К чести В.К. Плеве надо сказать, что никто за свою прямолинейность из нас не пострадал. То же самое произошло и с продовольственным вопросом, которым издавна ведало Земство, и дело обстояло весьма недурно. Запасные магазины были полны зерна, и у каждой волости имелись некоторые капиталы. Внезапно у Правительства явилась мысль передать дело в руки администрации, что и было выполнено. Был составлен за сим законопроект, который подвергся, однако, жестокой критике Земских учреждений, которым он был препровожден для заключения. Вновь была созвана комиссия с участием представителей Земств, и продовольственный закон не увидел света, а дело продолжало идти по старым и некоторым новым временным правилам, но под руководством администрации, от чего дело не выиграло ничуть. Вот как недоверчиво, а подчас даже враждебно относилась Государственная власть, а таких примеров можно насчитать множество. Комментарии при этом излишни - общественность, которая натыкалась на каждом шагу на препятствия и тормоза, несомненно раздражали все бесполезные стеснения и она глухо выражала свое неудовольствие.