— Нет, милая, мне не до сна. Но я по тебе соскучилась. Ну-ка, иди сюда. Давай, обними меня покрепче, доченька.
Светясь от счастья, Арлетта вскарабкалась на высокую и просторную постель под балдахином и нырнула под тяжелые покрывала — маленькое тельце тесно прильнуло к материнскому боку.
Показавшаяся в дверях нянька Агата, переводя дыхание, прислонилась к косяку. Этой толстенькой щекастой женщине было под сорок, и быстрая ходьба вызывала у нее одышку и заставляла поминутно хвататься за бока.
— Госпожа, госпожа! Это я виновата! Уф, она бегает так резво, мне за нею не угнаться. — Ступая с поразительной для своей комплекции мягкостью, Агата приблизилась к ложу. — Иди-ка сюда, молодая хозяйка! Только подумать, ты досаждаешь твоей бедной мамочке в такую минуту. Ну-ка, мигом! Оставь госпожу Джоан в покое!
Клубочек на постели шевельнулся, потом снова затих.
Леди Джоан закусила губу: схватка, самая неистовая с начала родов, скрутила ее тело. Когда боль отпустила, роженица подняла затуманенный взор на Агату. Как и у дочери, ее глаза были голубыми, лишь зрачки окаймляла серая полоска, тонкая, как ниточка.
— Агата, Арлетта ничуть не мешает мне. Это я ее сюда позвала. Я хочу, чтобы она тоже поняла, что происходит, и не боялась этого.
Агата бросила быстрый оценивающий взгляд на роженицу. На высоком челе с узкими ниточками бровей блестели крупные капли, потемневшие колечки волос на висках насквозь пропитались потом, в уголках напряженного рта спрятались крохотные морщинки. Агата скрестила руки под своим массивным бюстом. Сама она, мать двоих детей, хорошо понимала, сколь тяжело было для молодой матери такое испытание, хотя ее собственные птенчики уже давно выросли и выпорхнули из гнезда.
— Однако, госпожа…
— Помолчи, Агата, — прервала ее не терпящим возражений тоном Дениза и шагнула к постели, сжимая в руке кубок. Нянька отступила на шаг назад и повернулась к жаровне, чтобы погреть закоченевшие руки в идущем от нее тепле.
— Я считаю, вам следует выпить вот это, госпожа моя, — объявила леди Дениза.
Сморщив носик, молодая роженица отстранила кубок от лица.
— Благодарю, но…
— Вам станет легче…
— Вино затмит мой разум, а сегодня я хочу, чтобы он был ясным, как никогда. Кроме того, мне не по вкусу гвоздичный настой.
— Это гравилат — гвоздикой здесь и не пахнет, — леди Дениза потянула носом. — Хорошо, госпожа, не буду настаивать. Если все же надумаешь, я поставлю это вот здесь.
— Благодарю тебя, Дениза. — Спазма перекосила лицо Джоан, судорожно сжавшей в кулаке краешек одеяла. — Арлетта?
Рыжая головка высунулась из-под одеяла, на личике девочки сияла шаловливая улыбка.
— Что, мамочка?
Ребенок, балуясь, принялся елозить под одеялами, задев при этом Джоан.
— Тише, Арлетта! — Джоан едва подавила стон. — Мне нужно кое-что сказать тебе.
— Мама? — Ребенок на мгновение затих, протянув пальчики к материнской каштановой пряди, девочка начала теребить стягивающую их ленту, засовывая ее кончик себе в рот и с причмокиванием сося ее.
Агата зашикала на нее.
— Оставь, Агата, пускай, — терпеливо сказала леди Джоан, и тотчас же очередная схватка погасила улыбку на ее лице. Хватаясь за живот, Джоан побелела как свежевыстиранная простыня, погружаясь в объятия боли.
— Мама? — и Арлетта выпустила материнские волосы. Лента развязалась, но никто не обратил на это внимания. — Мама, болит?
— О Господи! Да, болит, — выдавила из себя леди Джоан.
Агата шагнула вперед и подхватила девочку с постели.
— Выпейте, полегчает, — леди Дениза вновь подносила отвергнутое питье ко рту роженицы. — Зачем мучиться?
— Не теперь. Выпью, но не теперь. Где Арлетта? Агата, постой же!
В дверях произошла заминка: бабушка Арлетты, Мари де Ронсье, тяжело ступая, вошла в комнату в сопровождении своей служанки. Как и леди Дениза, графиня Мари де Ронсье была полна достоинства и всем своим обликом излучала решительность и непреклонность.
— Закрой дверь, — скомандовала она.
Со скоростью ошпаренной кошки служанка бросилась выполнять приказание.
Высокая и худая, графиня Мари обладала запоминающейся внешностью. На ее лице с четко очерченным контуром выделялись пронзительные черные глаза и нос, который ее друзья считали властным, но большинство находило в нем сходство с клювом хищной птицы. Женщина поистине неустрашимая, графиня держала большую часть своих людей в ежовых рукавицах.