Можно было рассказать много случаев провокаций "моряков", а на самом деле сотрудников КГБ и ГРУ, членов экипажа теплохода "Михаил
Лермонтов". Покойный Михаил Исаевич Федосеев оставил много материала. Читателя скорее заинтересуют фамилии этих отважных мореходов. Федосеев их фиксировал и отправлял информацию о методике работы советских психологов в американское или английское разведывательные ведомства. Сведения он переправлял теперь уже через
Оренбург, где на Рыбаковской улице у него была явочная квартира.
Фамилии моряков-разведчиков начинались с имени капитана Арама
Михайловича Оганова, которого Михаил Исаевич звал "Погановым". Дед
Лапа стал уверять Александра, в том, что "Поганов" на самом деле армянин, что его фамилия ранее была Поганян, что капитан "Поганов" все знает, что происходит на его корабле, что он и санкционирует беспредел спецслужб. На эти измышления профессионального шпиона
Гущин ответил со злобным смешком философа:
– Дед, ты явно бывший кегебешник, озлобился на свою организацию, вот и чернишь всех по-привычке. Что, старшие помощники капитана
Сименский, Сигель Виталий Теодорович, Чухонцев Виктор Иванович,
Попов Николай Гаврилович, начальник радиостанции Зинченко, штурманы
Рассказовский, Фролов, Говорушкин, 5-й помощник капитана Устиянц
Владимир Аршакович, электрорадионавигатор Коршунов, Бабаян, Жора
Апаков, киномеханик Гапонов Николай, плотник Костромин, матросы
Николай Шалагаев, Шаранов Павел, Кузнецов Николай и те матросы, мотористы, официанты, стюардессы, курсант ЛВИМУ Чекиров, о которых тебе рассказывал, что они сотрудники КГБ – не верю.
Михаил Федосеев втолковывал философу-простофиле, тот сам говорил, что потерял память в армии, в городе Донецке. Второй раз потерял память, когда ему приказали сопровождать в Нью-Йорке старшего помощника капитана Попова Николая Гавриловича.
– Тебя он привел в офис, где вкололи тебе, дурачине, инъекцию истины. Все и рассказал представителям разведки. Сделали так, что этого не помнишь. Из тебя зомби хотят сделать. Ты какой-то сверхчувствительный сенсор, что наболтал о себе, не знаю, но разведка СССР просто взбесилась. Не оставят теперь в покое. Тебя любовница Попова Николая Гавриловича курирует. А может она и не любовница, просто спровоцировала, что ты их застукал в каюте, теперь разведчики ждут, будешь ты болтать об этом на матросских вечеринках или нет. Проводят опыты методом отключения памяти с помощью твоих детских страхов.
Отвечал Гущин лукаво, не торопясь: – Себя помню с двух лет. Твоя разведка у меня на крючке. Нашли младенчнские страхи и думают на них построить свой бизнес. Не читали Достоевского про слезу младенца.
Они преступили законы человеческие, тем самым сами вне закона стали.
Это им очень дорого обойдется! Но имей в виду, что не верю, что они разведчики. Разведчики так по-дилетантски не работают!
– Рыжий Пашка Шатун тоже представитель спецслужб? – смеялся философ. Да его списали с парохода за драку с официантами! Если они и может быть выполняли поручения поганых кегебешников, то, наверное, по принуждению.
– Балбес, балбес ты, а не философ, – с улыбкой глядя на лицо не вербуемого, но уже зачисленного в зомби, говорил матерый шпион.
Федосеев мог бы объяснить судовому плотнику, что это обычный ход спецслужб – сделать соответствующую характеристику своему сотруднику. Пашка Шатун, вероятно, направляется в уголовную среду работать, вот его искусственно чернят перед общественным мнением.
Михаил Исаевич знал, кто из членов экипажа пассажирского лайнера
"Михаил Лермонтов" сотрудник КГБ, а кто сотрудник ГРУ. На судне шла злобная борьба за первенство между этими организациями. Гущин рассказал деду Лапе, как он смотрел на потешающихся КГБешников или
ГРУшников, членов экипажа теплохода "Михаил Лермонтов", когда те наблюдали за немолодым уже электромехаником, который кружил вокруг электро агрегата, не решаясь его включить. Он подходил к кнопке включения, подносил палец, отдергивал его и т.п.
– Закодировали беднягу собственными страхами, скоро завербуют, – резюмировал дед Лапа.
Но в основном эти разведывательные ведомства били друг друга ниже пояса.
– Скоро Ленинград, кочергу, наверное, хочешь попарить? – спрашивал у Александра страшного вида низкорослый горбоносый матрос по фамилии "N", который совершал на теплоходе "Михаил Лермонтов" только один рейс, пытаясь завербовать не вербуемого. Александр смущался от такой глупости представителя ГРУ, отворачивался и краснел за глупое разведывательное учреждение, так как на пассажирском теплоходе было полным полно женщин, "кочергу попарить" было где. (Примечание цензора: Фамилия матроса с горбатым носом засекречена, так как он в настоящее время уже полковник по званию, и выполняет ответственные поручения
Главного разведывательного управления.)
Александр быстро выучился матерному сленгу работников разведывательных ведомств. Это даже стало для него своеобразным индикатором. Кто из низшего или среднего звена членов экипажа теплохода громче всех использует матерные слова, и время от времени кого-нибудь обвиняет, что тот "стучит" начальству, тот явный работник КГБ. Чтобы его посчитали за своего, Александр, когда судно швартовалось к причальной стенке седьмого причала порта Ленинград, глядя на встречающих моряков женщин, подмигнул горбоносому
"матросу", и произнес, как явный ГБешник,
– Жены пришли, еб…ть принесли!
Гущин догадывался, что теплоход построен специально для вербовки иностранных пассажиров, так как приносил пароходству только коммерческие убытки, но Александр перестал об этом говорить. Михаил
Исаевич мог бы рассказать судовому плотнику, что уже отправил в МИ-6 информацию об опасности народу Великобритании, опасности американскому народу, какую несет в себе передвижной центр вербовки с помощью нейролингвистического кодирования человеческого мозга. Эта опасность исходила от теплохода капитана дальнего плавания, Героя
Социалистического Труда Оганова Арама Михайловича. На этом настаивал
Федосеев в своей исповеди. В настоящий момент теплоход совершал круизные двухнедельные рейсы с американскими пассажирами: порт
Балтимор, США – острова Карибского моря.
Матерый шпион Федосеев знал, что теплоход "Михаил Лермонтов" уже пытались уничтожить, направив его на опору моста в одной из бухт
Соединенных штатов Америки. В это время на руле находился матрос рулевой Александр Гущин. Вахтенным штурманом был Валентин
Говорушкин. Командовал движением судна американский лоцман. Гущин рассказал деду Лапе, что когда он получил команду от лоцмана
"Полборта право", какая-то психическая сила заставила его положить руль "Полборта лево". Усилием воли Александр исправил ошибку, судно немного рыскнуло, штурман Говорушкин и лоцман обратили на это внимание, и рулевой потерял доверие вахтенного штурмана. Дружеские отношения между Говорушкиным и Гущиным прекратились.
– Не могу понять, – толковал этот случай дед Лапа. – Совершенно ясно, что те, кто пытался угробить мост и теплоход, знали все твои страхи и психические, и психологические недостатки. Тебя легко нейролингвистически закодировать на эту аварию, тобой легко управлять. Это знали советские разведчики. Но зачем им гробить собственный теплоход? Нелогично. Тогда это пытались сделать американские разведчики. Выходит, что в спецслужбах СССР завелся крот, который и передал американцам, на чем тебя легко можно закодировать. А может американцы на тебя тоже составили нейролингвистическое досье? Не могу понять, – сокрушался дед Лапа.
– Самое простое объяснение, – перебивал старика Гущин, – я просто задумался и перепутал лево-право. Не подкопаешься под работу спецслужб, дед! Чистая работа!