Я немного пришла в себя. С Элис станется выдумать любую глупость, лишь бы побольнее задеть меня. На ее месте я бы, наверное, поступила так же.
– У меня нет ни одной причины сомневаться в женихе, – холодно сказала я, особенно подчеркнув слово «жених». Пусть не забывается!
– Ну не знаю, – скривилась Элис. – Только где-то полгода назад я случайно столкнулась с Майклом в Вене…
Она чуть покраснела. Как же, случайно. Держи карман шире. Как будто здесь никто не знает, что она бегала за моим Майком!
– В Венском оперном театре как раз выступала известная французская певица. Майкл бывал на каждом представлении, присылал ей цветы и вообще вел себя как влюбленный мужчина…
– Он очень любит музыку! – разозлилась я.
– Он ходил на все приемы и вечеринки, куда была приглашена эта дамочка, – с упоением продолжала Элис. – И не сводил с нее глаз.
– Это просто предположения! – защищалась я, но уверенности у меня поубавилось.
Элис вряд ли станет настолько нагло врать, чтобы досадить мне. Что-нибудь приукрасить – это пожалуйста, но сочинить все от начала до конца…
– Поговаривали, что он ездит за ней по всей Европе, – пожала плечами Элис. – Неужели ты сама не замечала, как часто Майкл уезжает за границу в последнее время?
Мы обменялись ненавидящими взглядами. Не притворяйся, что ты ничего не понимаешь, говорили холодные глаза Элис.
Разве ты сама не отслеживала все его передвижения? Оставь в покое моего жениха, предупреждала я. Свое я буду защищать до конца!
Я сделала над собой усилие и поборола желание вцепиться Элис в волосы.
– Если честно, прошлое Майка меня ни капли не интересует, – засмеялась я. – Мало ли какие увлечения могли быть у мужчины до свадьбы. Согласись, что если бы он не любил меня, он не стал бы говорить мне об этом и делать мне предложение?
На это Элис было нечего возразить. Я победила, но какой ценой далась мне эта победа? Я не спала целую ночь после этого разговора, все думала. Неужели Майкл действительно влюблен в другую женщину? Нет, немыслимо. Я не могу представить его разъезжающим по Европе за какой-то певичкой, как бы хорошо она ни пела. Майк совсем не такой. Он ни за что бы не пал так низко. Всем известно, кто такие эти «звезды». Опера – не исключение. Слава портит, а Майк слишком умен, чтобы стать жертвой какой-то вульгарной дамочки. Может быть, когда-то она и увлекла его, но сейчас в его сердце я. Он слишком благороден, чтобы обманывать меня. Зачем бы он стал говорить мне о любви, если бы думал о другой? Нет, Элис просто хотела мне досадить и почти добилась этого. Но у меня нет причин для волнения. Ведь замуж за Майкла Фоссета выхожу я, а не Элис Риччи или какая-то таинственная французская певица!
5
Майкл Фоссет
Разговор с отцом Вероники был не из приятных. Лорд Маунтрой, в отличие от своей дочери, не был ослеплен любовью и устроил мне нечто вроде допроса с пристрастием. Он вел себя как заботливый отец, и я его понимаю. Единственная дочка ни с того ни с сего изъявляет желание выйти замуж. Как тут не встревожиться?
Но мне пришлось нелегко. Вероника легко поверила мне, хотя моим словам о любви недоставало пыла, но ее отец мог заподозрить неладное. К счастью, Маунтрой сам не любитель высоких слов, и моя сдержанность скорее послужила доказательством искренности. Кажется, Маунтрой мне поверил. Хотя чему я радуюсь? Не лучше было бы для меня, если бы он с позором выкинул меня из своего дома и запретил бы переступать его порог?
Вероника – очаровательная девушка. Она мила и задорна и полная противоположность мне. Иногда я ощущаю себя с ней древним старцем, мудрым, опытным и бесконечно старомодным. Вероника с такой подкупающей искренностью говорит о своей любви и нашем будущем счастье, что меня невольно захватывает наша игра в жениха и невесту. Хотя, конечно, это не игра. Для Вероники все очень серьезно, да и я отдаю себе отчет, что через некоторое время ядам обет хранить и любить эту женщину всю свою жизнь. Это мое решение, и скорее реки потекут вспять, чем я изменю его. Верность своему слову выше всего. Даже выше любви.
Но все же удивительно, как Вероника Маунтрой могла полюбить меня. Она – сама жизнь, бурлящая радость, ранняя весна. Она любит шумное веселье и хочет всегда быть в центре внимания. А меня влечет уединение и тишина. Я предпочитаю размышлять, а не разговаривать, молчать, а не смеяться. По всем правилам ей должно быть со мной скучно. Я не умею развлекать и смешить, порой мне кажется, что я в состоянии лишь нагонять тоску…
И все-таки Вероника любит меня, в этом нет никаких сомнений. Ради меня она бросила многие светские развлечения и скорее останется со мной дома, чем поедет в гости. Загадка женской души не перестает поражать меня. Почему в одном сердце вдруг вспыхивает пламенная страсть, а другое остается равнодушно-ледяным? Почему мое лицо, которым так непосредственно восхищается Вероника, совершенно не затронуло Селин? Я был бы самым счастливым человеком в мире, если бы частичка огня в сердце Вероники перешла к Селин… Но нет. Я ничем не заслужил неземного блаженства и должен довольствоваться жалким суррогатом любви…
После венецианского карнавала я не видел Селин целых два месяца. Дела требовали моего присутствия в Лондоне, а она была связана гастрольным графиком. Я же мог только обещать себе, что последую за ней, как только смогу. Я не буду ей навязываться, думал я. Я не превращусь в назойливого безумца, который преследует ее повсюду и досаждает своим вниманием. Я буду любить ее издалека, наслаждаться ее великим искусством и радоваться тому, что знаю, что такое истинное чувство.
Как же я был глуп! Это картиной можно любоваться на расстоянии, но не живой женщиной. Ненасытная человеческая душа требует все большего и уже не желает довольствоваться малым. Чем я хуже тех, кто забрасывает ее букетами на спектаклях? – спрашивал я себя с горечью, наблюдая за тем, как поклонники толпятся у сцены, чтобы вручить Селин цветы. Пусть на секунду, но их озаряет свет ее улыбки, в то время как я добровольно лишаю себя этого чуда.
Я перестал прятаться от Селин, и мои скромные цветы в конце каждого спектакля ложились к ее ногам. Но и этого мне вскоре стало мало. Было глупо не воспользоваться возможностями, которые мне давали мои обширные знакомства. Все-таки порой очень неплохо быть сыном баронета. Даже в двадцатом веке это приносит хорошие дивиденды. Я стал появляться на вечерах, куда приглашали Селин, и быстро убедился в том, что она пусть очень красивая и одаренная, но все же женщина, а не недоступная богиня. У нее бывали приступы отвратительного настроения, она умела язвить и кокетничать, умела смотреть с ненавистью и злиться. Никто не наблюдал за ней так пристально, как я, и никто не знал о ней столько, сколько знал я.
Но ничего, кроме адской боли, это знание мне не приносило.
В то время у Селин Дарнье появился не простой поклонник. Какой-то итальянский князь с сомнительной родословной и противными черными усиками. Я сразу понял, что это за гусь, однако Селин была им очарована. Она везде появлялась с ним, и, естественно, о них стали говорить. Итальянца в открытую называли ее любовником, а я впервые понял, что не любовь – бич человека, а ревность. Почему Селин выбрала столь недостойного мужчину? Ведь всем было ясно, что он болтун и глупец. В итальянце не было ничего, кроме красивой внешности, да и то под вопросом. Я уверен, что Вероника Маунтрои нашла бы его просто отвратительным. Но Селин ходила с ним под руку и позволяла репортерам фотографировать себя рядом с ним.
В такие моменты я всегда жалел, что дуэли – принадлежность давно минувших времен. Я не воинственный человек, но я бы с превеликим удовольствием пронзил итальяшку шпагой или выпустил бы в него пулю. Мне бы следовало родиться хотя бы на сто лет раньше. Хотя тогда я не узнал бы Селин…
Однажды в Вене мне повезло. Я встретил Селин в фойе отеля, где мы поселились (она всегда останавливалась в нем, а я… я покорно следовал за ней).