Хотелось бы поговорить об этом.
Крепко жму Вашу руку и шлю привет Вашей жене.
Вл. Немирович-Данченко
{10} 237. К. С. Станиславскому[6]
Июнь (после 23‑го) 1910 г. Ялта
Дорогой Константин Сергеевич!
Я рассчитывал на Ваше письмо только в Москве, но мне уже переслали его сюда.
Как досадно, что у Вас так плохо сложился отдых. Да, эти доморощенные курорты ужасны. Побывав только раз в Карлсбаде, я нахожу, что никакой патриотизм не может заставить меня оставлять деньги на Кавказе. Я провел там три недели. Из них не было ни одного дня неудачного в смысле отдыха: даже несмотря на то, что мы десять дней не видали солнца. Так изумительно все приспособлено там для курортной жизни. А если провести там полный курс, то есть четыре недели, то это стоит трех месяцев Кавказа.
Правда, я (в первый раз за 14 лет) ничего не делал. Я не считаю двух-трех часов занятий театром, но это мне нужно было каждый день, как алкоголику две‑три рюмки водки. И компания была «легкая»: Стахович, брат мой Василий Иванович, Потапенко, Григорий Петров и т. д. Был еще петербургский приятель Стаховича Шубин-Поздеев. Стахович его называет старостой кокоток. Можете понять, какое содержание вносил он в общую болтовню — очень удобное для отдыха мозга. Даже со Стаховичем мы говорили много о театре только два‑три раза, когда уж очень лил дождь.
От Вашего настроения и письмо так мрачно. Не розово и я смотрю на сезон, но так как я сильно охвачен желанием выйти из такого сезона сухим, то Ваше мрачное настроение меня не заражает. Что будет дальше, я пока почти не думаю. Сейчас надо только «спасать сезон». И если Вы без комплимента называете меня мудрым, то согласитесь, что в заголовке всех предприниманий надо поставить именно эти два слова: спасать сезон. Отделить большие суммы на убытки и решительно пойти на эти убытки — кого же обрадует такая храбрость? И ради чего? Диви бы ради определенно выяснившихся новых созданий и путей. Ради рискованных, но определенных художественных задач. Но их нет или они не ясны и проблематичны. Кто же согласится жертвовать на это свои небольшие тысячи? {11} Да возьмите даже себя — человека, сравнительно обеспеченного. Охота Вам будет потерять 7, 8, 10 тысяч без ясной художественной цели? Конечно, нет.
С этой точки зрения почти все Ваши соображения легко опровергаются. И им не только нельзя следовать, их даже вредно сообщать нашим пайщикам, потому что они могут привести всех в уныние, ослабить общий дух, который так необходим в критический сезон, и подорвать доверие к нам на будущее время.
И потом во многом Вы не правы даже с точки зрения… — как бы это выразиться?.. — округления художественного капитала нашего театра, приведения его в ясность, установки прочной валюты. У нас есть богатство не только в старых актерах, но и в молодых, еще не получивших определенной ценности. Может быть, этим плохим годом надо воспользоваться именно для того, чтобы поставить их на ноги, чтобы через год труппа способных вести большой репертуар закруглилась и окрепла. Эта интимная, внутренняя задача театра сама по себе представляет художественный смысл и обогащение театра. Согласитесь, что театр сделает больший, хотя и не заметный для внешнего взгляда шаг, если Вы к числу интересных нам актеров решительно и уверенно присоедините Барановскую, Кореневу, Коонен (Дейкарханову, Жданову, Миронову, Попову), Болеславского, Готовцева, Тезавровского (Хохлова, Павлова), чем дадите работу сомнительным Соколовой, Воробьевой, Волгиной, Барову, Шапошникову, Бондыреву и проч. и проч. Давать работу этим надо для того, чтобы сохранить в театре хорошую «толпу» и поддерживать веру в тех, кто из года в год составляет новый приток. Марджанов согласился заниматься с ними два раза в неделю, это их совершенно удовлетворяет, и пусть он занимается с ними как хочет. На них мы можем потратить времени столько, сколько надо, чтоб два раза в году посмотреть их и сделать общие замечания.
Другое дело — первые. Им уже надо становиться на ноги, то есть играть роли, пройденные с нами, под хорошим режиссерством. Им нужны роли не для закрытых репетиций, а для открытых спектаклей, многочисленных, репертуарных. Не в маленьких пьесках, которых не увидит свет, а в пьесах, которые {12} составляют репертуар театра. И для этого нужны и Москвин, и Лужский, и Марджанов, и Сулер. Если они будут свободны от главных пьес репертуара, — давайте им работу, какую хотите. Но раньше они нужны в репертуаре.
Отказываться же от режиссерских сил в главном репертуаре ради пьес кабаре и вместе с тем определенно нести большие убытки — этого не одобрит никакая, самая дальновидная мудрость[7].
С другой стороны: для художественной новости у нас есть Крэг с «Гамлетом». Значит, со стороны главной задачи Художественного театра мы более или менее обеспечены. Вы уже остыли к этому, но не только публика, а даже и сами актеры еще ничего не знают. Это будет ново и, во всяком случае, интересно. При полном неуспехе это будет событием, достойным наших коренных задач.
Кроме того, изящным художественным явлением должен быть и Тургенев[8]. Для конца сезона.
Чего ж еще!
Остальным репертуаром надо воспользоваться с двумя целями: 1) использование сил старых актеров плюс то, что я говорил выше о молодых, и 2) поддержка сборов, чтоб не нести ненужных убытков. Пусть это будет, с Вашей точки зрения, художественность второго разряда — это все же будет лучше, чем в любом театре. Если же Вы будете требовать от всего репертуара того же, что требуется от «Гамлета» и Тургенева, — то неминуемо попадете или в большие убытки, или в то, что половину труппы будете мариновать, за что она не скажет Вам спасибо. И то и другое внесет в театр угнетение и ненависть к Вашей художественности первого разряда.
А бывают ведь и сюрпризы, когда Вы не ждете художественности, а она оказывается перворазрядною. Как было с «Анатэмой». Значит, и в этом смысле Ваши предположения нельзя считать непогрешимыми.
Но репертуар этот должен базироваться на чем-нибудь выдающемся.
Поэтому я иду так.
1. «Мизерер».
Прежде всего я с Вами не согласен принципиально. Да и {13} Вы противоречите себе. Художник par excellence[9] и ненавидящий проповеди, Вы начинаете проповедовать и вторгаться в публицистику. Если Вас как художника эта пьеса увлекает — она не может быть безнравственна. Истинные художественные произведения считаются безнравственными только с точки зрения маленькой, мещанской морали. С такой точки зрения безнравственна и «Гроза», потому что она оправдывает самоубийство Катерины.
«Мизерер» рисует эпидемию самоубийств молодежи, которой «нечем жить». Это страшное, ужасное явление современности. Юшкевич отнесся к нему как поэт, а не моралист. И если театр художественный, то он должен отнестись к пьесе как поэт, а не моралист. А потом пусть общество ужасается, волнуется и ищет причин такого явления и борется с ними. Боязнь смотреть в глаза ужасу — дело Малого театра, а не свободного Художественного. Иначе какое же право он имеет называться свободным? С «Мизерером» мы только возвращаемся на нашу дорогу, с которой в последние годы свернули, — к «Штокману», к «Мещанам», к «Дну», к «Бранду», когда мы не боялись бросить в публику идеи, которые казались чудовищными ее мещански настроенным душам. А это публика октябристская, публика Малого театра, до которой мы спустились и стали с нею считаться. Эта публика будет, может быть, вопить, что театр учит самоубийствам. Но тогда нельзя ставить и «Разбойников» Шиллера, то есть ставить так, как поставил бы Художественный театр, с настоящими переживаниями, потому что скажут — Художественный театр зовет молодежь идти в разбойники. Даже «У царских врат» нельзя ставить, ибо это означает призыв к разврату. И «Грозу», и «Бесприданницу», и т. д.
Боязнь появляется в людях от утомления. Если Вы бодрый, нервами крепкий, Вы не вздрогнете от выстрела, не будете хвататься за голову от того, что где-то объявлена война, не будете убегать за тысячу верст от места, где появилась холера, и мужественно будете смотреть на ранами изъеденное тело. И как художник Вы смело будете изображать ужас этих {14} явлений. Когда же человек утомлен, он бежит от всего, что бьет его по нервам, и ищет радостей в сентиментальных картинах мягкой культурно разработанной природы, блонд, красных каблучков и изящной психологии любовных романов.