Шош: Эй, кто там! Давайте сюда, в подвал!
Давид и Меир бросаются на голос и вскоре совместными усилиями выводят во двор дрожащую перепуганную Леночку. Одежды на ней по — прежнему минимум.
Леночка (виснет на руках у Давида): Ой, какой ужас, ой, какой кошмар… (указывая на перевернутый взрывом шезлонг) я ведь прямо здесь вот сидела, представляете? Загорала… совсем без всего, ну, вы понимаете, голышом… какой ужас!
Шош: Ну почему же ужас? Очень даже симпатичная картина, правда, Давид?
Леночка: Вечернее солнышко оно ведь полезное для тела, неактивное совсем. Александр уехал в город, а я вот тут… на солнышке… на вечернем… (всхлипывает)
Шош: Да что ты все про солнышко, да про солнышко! Давай про ракету!
Леночка (жалобно): Пожалуйста, не кричите на меня… пожалуйста…
Делает шаг и, расчетливо покачнувшись, снова падает в надежные руки Давида.
Давид: Зачем ты так, Шош? Женщина столько натерпелась, а ты… продолжайте, госпожа Элена, продолжайте…
Леночка: Вы можете звать меня Леночка. Ле — нач‑ка… Ах, Давид, подумать только! Меня спасло только чудо… настоящее чудо. Представьте себе: сирена, а потом телефон. (на короткое время задумывается) Или нет — сначала телефон, а потом сирена… (машет рукой) Ах, ну какая разница: кто здесь обращает внимание на эту сирену?
Шош: В самом деле.
Леночка: И я… я пошла к телефону! Это был Александр! Он такой деликатный! Он всегда звонит, когда возвращается.
Шош: Важное качество в таких обстоятельствах.
Леночка (игнорируя Шош и обращаясь исключительно к Давиду): Если б вы знали, сколько раз Александр меня спасал! Сколько раз… Скажите, Давид, это судьба?
Давид: Наверно, судьба. Значит, вы подошли к телефону, и тут…
Леночка: И тут — ка — ак бахнет! А я — совершенно голая. Представляете? Совершенно…
Врывается запыхавшийся профессор Серебряков.
Профессор: Боже мой! Леночка! Ты жива?! Ты ранена?! Нет?! Слава Богу, слава Богу…
Леночка: Александр! Ты снова меня спас! Ты мой спаситель! Александр!..
Давид сдает свою драгоценную ношу с рук на руки законному мужу. На сцену, разматывая шнуры измерительных приборов и прочего оборудования, вступают спецы. В глухих костюмах противохимической защиты и противогазах они кажутся инопланетянами. Ами, Эстер и Меир перемещаются на авансцену. Меир выглядит подавленным.
Ами (с наигранной бодростью): Эй, Меирке, кончай грустить. Главное, все живы, а прочее образуется. Пошли в «Гоа», я угощаю.
Меир: Спасибо. Я лучше пройдусь. Мне как‑то не по себе. Наверно, съел что‑нибудь не то…
Ами: Куда тут можно пройтись? Там только кукуруза, а за ней Полоса.
Меир (уныло): Да хоть и в кукурузу. До завтра. Эстер… Ами…
Меир уходит. Ами и Эстер смотрят ему вслед.
Эстер: Жалко его ужасно. Если бы только Мали, а теперь еще и эта блонда…
Ами: Можно тебя проводить?
Эстер (смеется): Куда тут можно проводить? Там только кукуруза, а за ней Полоса.
Ами: Домой. Не хочу, чтобы ты шла одна.
Эстер: А Шош?
Ами: Шош осталась давать показания. Будешь ее ждать?
Эстер: Не буду. Пошли…
Уходят, оставляя позади «инопланетян», мигалки и рабочую суету на месте падения ракеты.
Картина 6–я. Улица Матарота
Ами Бергер, Эстер, Человек-с-лопатой.
Сгустившиеся сумерки. Эстер и Ами на улице Матарота. Ами не спеша крутит колеса своей коляски, Эстер идет рядом. В глубине сцены — массивная бетонная автобусная остановка, закрытая сверху и с трех сторон.
Ами: Фонари зажгли.
Эстер: Ага.
Ами: Как где‑нибудь.
Эстер: В смысле?
Ами: В смысле — как в каком‑нибудь нормальном месте.
Эстер: В смысле — это место ненормальное?
Ами: А что, нет?
Пауза
Эстер: Ами…
Ами: Да?
Эстер: Я все думаю о том, что сказал Карподкин. Вот мы идем себе спокойно. Фонари горят, как где‑нибудь. И вдруг — бац! — дырка в земле. И лезут эти, с автоматами и ножами. Может такое быть?