И пропала безъ слѣда,
Поспѣша, Богъ вѣсть, куда.
Вновь одинъ Царевичъ въ полѣ…
Ѣхалъ долго-ль, коротко-ли,
Но клубокъ его опять
Въ лѣсъ завель… Зги не видать…
Мѣсяцъ спрятался за тучей…
Словно мертвый, лѣсъ дремучiй,
И касались до лица,
Будто руки мертвеца,
Вѣтви сосенъ колосальныхъ.
Вмѣсто стоновъ погребальныхъ
Раздавался крикъ совы…
Вотъ русалка изъ травы
Поднялася и хохочетъ,
И манитъ она и хочетъ
Въ омутъ витязя увлечъ,
И съ ея открытыхъ плечъ,
Зеленѣй травы весною,
Косы падаютъ волною: —
Но впередъ спѣшитъ ѣздокъ
И ведетъ его клубокъ.
Воть въ лесу гогочетъ лѣшiй.
Кто бы ни былъ — конный, пѣшiй —
Лѣшiй разомъ обойдетъ
И съ пути его собьетъ;
Онъ Царевича пугаетъ
И съ пути его сбиваетъ,
Но впередъ спѣшитъ ѣздокъ —
И ведетъ его клубокъ.
Въ небе звезды потускнели,
Въ небе тучи заалели,
Зарумянилась заря,
Какъ, порой, у алтаря
Рдѣетъ скромная невеста…
Вдругъ клубочекъ сталъ — ни съ мѣста.
Витязь смотритъ: конченъ лѣсъ
И — о, чудо изъ чудесъ! —
Предъ собою видитъ гору; —
Только серне разве въ пору
По горѣ такой скакать, —
На горѣ той распознать
Можно замокъ съ рядомъ башенъ,
Подъ горой же столбъ, украшенъ
Золоченымъ былъ щитомъ;
На щите прибитомъ томъ
Надпись есть: «кто вверхъ доскачетъ,
Тотъ и въ замке будетъ, значитъ».
— «Ну-ка, добрый конь, меня
Выручай теперь!» Коня
Богатырь впередъ пускаетъ,
Гаркнуль, свистнулъ — и взлетаетъ
На вершину той скалы,
Гдѣ огромные орлы
Охраняли дверь надъ бездной,
И ихъ страшный клювъ железный
Словно ждалъ къ себѣ костей
Всѣхъ непрошенныхъ гостей.
— «Ну вы, птицы, сторонитесь!»
Двѣ стрѣлы пустилъ въ нихъ витязь.
И хоть каждая стрѣла
Прямо врѣзалась въ орла.
Но орлы лишь наклонились
И въ гигантовъ обратились.
«Вместо птицы — великанъ!»
Удивился царь-Иванъ:
«Какъ изъ птицъ людьми вы стали?»
Великаны отвечали:
«Ты, Иванъ Царевичи, насъ
Отъ неволи долгой спасъ.
Родились мы не орлами,
Родились богатырями,
Далъ Кощей намъ птичiй видъ
И давно насъ здѣсь моритъ,
И надъ нами заклинанье
Сделалъ онъ: „Отъ наказанья
Васъ спасти бы лишь могла
Богатырская стрѣла“.
Ты принесъ намъ жизнь обоимъ.
Мы тебя не встрѣтимъ боемъ,
Но совѣтъ одинъ дадимъ:
Лучше вмѣстѣ убѣжимъ
Отъ дворца, гдѣ ужъ не мало
Душъ крещеныхъ погибало…
Берегись! здѣсь все обманъ!»
Но Царевичъ, смѣлъ и рьянъ,
Кверху перстень поднимаетъ,
Въ двери перстень нажимаетъ: —
Отъ воротъ слетѣлъ запоръ,
Двери настежь, и во дворъ
Въѣхалъ онъ, и видитъ чудный
Садъ, зеленый, изумрудный,
Гдѣ въ цвѣтахъ ростутъ плоды,
И въ кристальные пруды
Бьютъ жемчужные фонтаны,
На вѣтвяхъ сидятъ фазаны,
Птицы райскiя поютъ,
А по саду вкругъ бѣгутъ
Золотистыя дорожки,
И на нихъ слѣдъ ножки-крошки
Смѣлый витязь различилъ:
«Кто бы это здѣсь ходилъ?»
Вотъ съ коня Царевичъ сходитъ,
По дорожкамъ сада бродитъ,
По слѣдамъ идетъ впередъ,
И въ тѣнистый входить гротъ.
На скамье сидить дѣвица,
Словно на небѣ денница, —
И свѣтла и хороша….
— «Кто ты, дѣвица-душа?
Много звѣздъ на небѣ ясныхъ,
Много есть цвѣтовъ прекрасныхъ,
Но всѣ звѣзды и цвѣты
Поблѣднѣть заставишь ты».
Со скамьи дѣвица встала
И Царевичу сказала:
«Далеко, за синемъ моремъ
Я жила, не знаясь съ горемъ.
Въ крѣпкомъ, царскомъ терему,
Вмѣстѣ съ батюшкой; ему
Я была одна отрада
И забава и награда.
Царь-отецъ меня ласкалъ
И, какъ куклу, наряжалъ,
Но бѣда пришла весною:
Разъ Кощей плѣнился мною,
Сжегъ до тла весь нашъ дворецъ,
Гдѣ погибъ мой царь-отецъ,
А меня Кощей съ собою,
Взялъ, и вотъ его рабою
Я сижу здѣсь цѣлый годъ,
Плачу ночи на нролётъ».
— «Не тужи, царевна, много
И надѣйся лишь на Бога,
Да скажи мне поскорей:
Не сюда-ль принесъ Кощей
Нашу матушку-царицу?»
«Въ башню, въ мрачную темницу
Онъ царицу посадилъ
И царицѣ свѣтъ не миль,
Лишь ломаетъ бѣлы-ручки…
Самъ Кощей теперь въ отлучкѣ,
Но вернется ныньче въ ночь…
Ахъ, Иванъ Царевичъ, прочь