И Ник бьёт меня в челюсть, я лечу на пол. Во рту солоно — кровь, от боли перестал дышать, пытаюсь отползти от этих придурков. Но меня догоняют и пинают в живот, по бедрам, в пах, меня скрутило, я забыл про руки, пытаюсь ими закрыться, и если бы Май не оттащил Никиту, то пальцы бы к чертям были испорчены. Я скулю и кручусь от боли на полу, только положение лёжа спасло меня от потери сознания. Боль невыносимая!
Сквозь красную пелену вижу склонённое надо мной ненавистное лицо Мая, сквозь пульсирующий шум в ушах слышу его мерзкий голос:
— Ну вот, смелый мышонок! А теперь нужно домой! К мамочке! Ник! Ты перестарался, а если у него контузия яичек? Ай-яй-яй! Это может нарушить эрекцию! Давай-ка, я посмотрю, нет ли травмы какой?
Чувствую, что он сильными руками переворачивает на спину, расцепляет мой кокон и начинает ощупывать. Челюсть, нос, ребра, руки и в пах… Я дёргаюсь.
— Тс-с-с-с! Дядя доктор только посмотрит, нет ли крови?
Чёрт! И он смотрит! И трогает!
— А ты сладкий, мышонок! — выносит он свой диагноз. — Вставай! Кости целы! Может, зубики будут шататься, но если их не трогать, гематома заживет. Ты даже не обоссался! А я ведь обещал твоей матери! Ну-ну, не дергайся!
Меня ставят на ноги.
— Ник, вызови такси! И давай, до вечера! Приходи на репу! – обращается Май к Никите. - А ты, мышонок, приходи в себя, это раз, обещай мне, что будешь себя хорошо вести, это два, и поехали-ка домой, это три! — и засовывает мне телефон в карман пиджака. — Далеко живёшь?
— Отвали! Я дойду сам!
— Тебе сказали вести себя хорошо! Где живешь, уёбок? – быстро он меняет тон с ласкового на угрожающий.
— Около кукольного театра.
— Ммм! Как это правильно! Такая куколка - и рядом с театром! Пошли!
Меня волокут за шкирку, на первом этаже мы забираем мой рюкзак, валяющийся на подоконнике, потом заталкивают в машину. Никита остался стоять у школы, мне кажется, что он в шоке. Я на него не злюсь, правда. Тот, на кого злюсь, кого ненавижу, рядом сидит.
Комментарий к 1
========== 2. ==========
Всю дорогу мы молчали. А этот ублюдок (можно я так буду его называть, а то «Май» как-то по-весеннему приятно звучит?) курить начал в салоне, таксист не рыпнулся даже!
Подъехали к дому, он купюру достает и выходит вместе со мной. Я возмущаюсь:
— Чеши отсюда! Я и сам до дома дойду!
— Замолкни, мышонок! Я обещал твоей матери тебя передать с рук на руки. Ну и познакомлюсь между делом!
Я встаю как вкопанный, не пойду с ним! Мать в кои-то веки дома, а тут этот ублюдок! Он тащит меня за руку. И так как я упрямее, Май просто разворачивается и бьёт меня по щеке. Толкает в спину! Блин! Десять лет я учился в любимой школе, и никто не обращал на меня внимания, десять лет я наблюдал сериал под названием «Подонок Май и его проделки» и ни разу в титрах не появлялся! Как меня угораздило-то?
Мама открывает дверь сама! О! Это высший знак переживаний за своё единственное чадо!
— Лёлик! — восклицает в своей манере мама, а за моей спиной весело хмыкает ублюдок. — Что случилось? Ах! Ах!
— Мама, всё нормально!
— Мне сказали, что у тебя что-то с зубом, и ты описался.
— Мама! Я не описался! Мне шестнадцать лет!
— Ой! Молодой человек! Это, наверное, я с вами разговаривала? — мама хлопает глазами. — Что случилось? Что произошло?
— Ваш сын подрался! — и тут этот подонок совершает следующий финт: он целует маме ручку, улыбается ей нежно, просто зайка-котик!
— Ах! Подрался! Как ты мог, Лёля! — мама вновь делает ресницами взмах, как будто начинает исполнять пьесу на сцене. — А как же наши пальчики?
Мама хватает меня за руки, рассматривает пальцы, дует на них.
— А что у нас с пальчиками? — сюсюкает ублюдок.
— О! Милый мальчик! — это она так ублюдка назвала? — Лёля — скрипач, у него будущее, ему нельзя ломать пальчики, лучевую косточку, нужно, чтобы запястье оставалось гибким для исполнения вибрато. Посмотрите! Какие у Лёли пальчики! Вы знаете, он гений в освоении аппликатуры, мы уже закончили музыкальную школу, но занимаемся с самим Гельдовичем. Готовимся в консерваторию!
— Мама! Прекрати! Молодой человек уходит уже! — толкаю его спиной к выходу.
— Нет, нет, мне интересно! — ублюдок обходит меня, становится рядом с мамой и нежно так берет мои руки, гладит пальцы, мерзкий тип. — Да, тонкие, сильные, красивые руки! Как-то я сразу не рассмотрел? Да ты, Лёля, — он выпячивает именно эту позорную кличку, — ценный кадр! Твои ручки надо беречь и использовать…
— Ты меня довез? Вали! — выдергиваю руки из его мерзких лап.
— Лёля, какой моветон! — восклицает мама. — Стыдись! Может, чаю, молодой человек?
— Май, — подсказывает ублюдок.
— О! Какое волшебное имя! Так что, чаю? Заодно расскажете про эту ужасную драку!
Я поворачиваюсь и шиплю ему в лицо:
— Уходи!
Он мне шепчет в ответ:
— Попроси лучше!
— Пожжжалуйста…
— Скажи, что ты мышонок.
— Я мышонок, уходи…
Он нагло улыбается:
— Извините, я спешу, приятно было познакомиться, как вас зовут?
— Наина Игнатьевна! Но можно просто – Наина!
— До свидания, Наина! — я толкаю его локтем под дых. — Или, может, остаться?
Чёрт! Да что же это такое? Я толкаю его спиной на выход, пользуясь тем, что мама уже пошла по коридору, напевая мелодию романса Варламова, которую сейчас осваивала для аккомпанемента.
Выпихиваю ублюдка в подъезд. Тот хохочет.
— Всё, иди!
— Значит, ты музыкант, в консу собираешься?
— Уходи! — я пытаюсь зайти обратно домой. Он хватает меня за шею так, что точно следы от пальцев останутся. Прижимает к двери всё за ту же шею:
— И в какой же школе ты учился?
— Имени Чайковского, - сиплю я.
— Почему же я тебя не помню?
— Потому что ты ублюдок и самовлюбленный тип, ты видишь только себя, и ты был на классе гитары, а я там не был!
— Если я еще раз услышу в свой адрес твои грязные высказывания, то я переломаю твои пальчики! Усвоил, мышонок?
— Всё, иди!
— Усвоил?
— Да!
— Кто я?
— Офигительный красавец, умница, отличница, просто хороший человек! Лучший из всех, кого я знаю!
— Можно без «отличницы»! Меня зовут Май, Лё-о-о-лик!
— Май, катись!
— Пока, мышонок!
Он, наконец, выпускает меня и весело спускается по лестнице вниз. Я дождался, когда он будет на первом этаже, и крикнул вниз:
— И всё равно ты ублюдок, тебя все ненавидят и я тоже!
Я забегаю и захлопываю дверь. Мама кричит с кухни:
— Лёля! Веди своего друга на чай!
Пошёл объяснять маме, что друг как бы и не друг. Что Маю («Ах, какое чудное имя, нужно было тебя так назвать») надо было уходить, у него важные дела. Мама грустно вздыхает и даже не вспоминает о какой-то драке, не видит мою вспухшую губу. Главное — пальчики!
Мне выпал крест родиться в музыкальной семье. Отец знаменитый пианист – Владимир Ли, он всегда на гастролях, и я подозреваю, что есть у него другая семья, потому что он элегантно нас не берёт ни в какие поездки. Но мама делает вид, что всё просто замечательно. Дом в достатке, шмоток дорогущих куча, машину раз в три года меняет, прислугу дома держит. Сама мама редко бывает дома. Она тоже музыкант, но птица не столь высокого полета. Она - аккомпаниатор. Неплохой, выразительный, но в то же время не перекрывающий собой исполнителя. Это ценят. Наина тоже постоянно на гастролях, вот и сегодня – только что приехала. И эта её показушная забота обо мне! Вернее, о моих пальчиках!
Естественно, что Алексея Ли (меня, то бишь) в шесть лет отдали в музыкальную школу. На самый мужской инструмент — скрипку. Мне сначала не нравилось. Плакал дома, но истерики не закатывал. Истерики — это прерогатива нашей мамы. Но теперь вошел во вкус, потому что получается. Могу на альте играть – это просто, всего на квинту ниже, ну и размеры, конечно, не совсем привычные. Воспитывала меня нанятая няня, пожилая наивная женщина — Анна Степановна, тетя Анечка. Она и водила меня в музыкалку, проверяла домашние задания, контролировала, сложив на животе руки, как я разучиваю новые этюды, кормила «правильной пищей». Всё сознательное детство посвящено ей — скрипке: пальцы, стойка, этюды, освоение всех штрихов, приемы пиццикато и арпеджио, репетиции, концерты, конкурсы, экзамены, прослушивания, отставка для фортепиано, справка для физрука, чтобы был осторожнее с ценными руками. Физрук ржал, но в волейбол не ставил играть.