— А ты «вокруг»? Он вообще на Марсе всегда проживал! Где мы и где он?
— Да… Я тут случайно перёсек его орбиту.
— Это ты неосторожно! Уходи в партизаны!
В общем, несмешные такие новости. Я-то за день уже отошёл от столь бурного знакомства, решил, что «нужен я этому Маю»! Ан нет! Одно расстройство.
Вижу, опять ублюдок звонит. Нет, не хочу с ним разговаривать! Отключаю телефон, нужно будет внести его в «черный список». Сегодня и репетиторства нет, буду валяться, да и домашку надо бы сделать. Звоню Титу, тот мне диктует алгебру, химию, и пару глав по литературе ещё читать нужно. С тоской иду делать! Алгебра быстро, а вот химия - мрак, три раза этот параграф прочитал, так и не понял, как эти задачи решать! Ну, не Менделеев! И мамы почему-то нет, ей ведь сегодня уезжать в восемь! Вижу, что чемоданчик свой она собрала, но побыть с родным сыном не торопится. Подхожу к окну, жду маму.
Октябрь на редкость теплый, у нас в палисаднике всё желтое и золотистое. Дорожка к подъезду расчерчена соседкой Настёной, на классики, на цифре «три» лужа. Когда в школу иду, всегда прыгаю по этим классикам, а троечку перелетаю. У нас двор хороший, мирный, богатый. Подъезд на четыре семьи, жилье для обеспеченных людей. Вокруг сплошная интеллигенция проживает, поэтому около парадной всегда чисто, в гипсовом вазоне уже хиреет когда-то пышный куст петуньи. До муравьиных новостроек далеко, да и до метро надо пройтись минут двадцать. Но спокойствие важнее для творческих людей, так мама всегда говорила. Меня в школу часто увозит Настёнин папа — Илья Родионович, Настя из первой квартиры учится в третьем классе в нашей школе. Рядом с нами в четвертой квартире живет довольно известный художник, но, по-моему, он живет в основном в своей студии, а не дома. На первом же этаже — скро-о-о-омная такая семья директора завода. В общем, у нас парниковые условия жизни.
И вот вижу, что к этому парнику с рычанием прируливает мотоцикл красного цвета. Ничего не понимаю в марках, но мотоцикл какой-то хищный, блестящий, с красивыми кругляшами на колёсах. Это кто это? Художника вроде нет. У Малининых не может быть таких друзей. Может, к Илье Родионовичу кто-то приехал? Он врач, может, случилось чего? Мои размышления стремительно заканчиваются паникой. Ездок устанавливает слегка набок свою машинку, снимает шлем, и я вижу Мая. Чёрт! Сколько там времени? Половина восьмого! И что ему надо от меня? Стою, не дышу на штору, чтобы та не шевелилась. Наблюдаю за ублюдком.
Май подходит к двери парадной и жмёт на кнопку домофона. У нас верещит звонок. Я не шевелюсь, я статуя, я часы, я стул, в общем, меня нет! Тот жмет и жмет, звонок заливается аж до хрипоты. Ни фига, не открою! Май психует, бьет кулаком по двери, дергает коленкой. Даже с высоты второго этажа мне видно, как гуляют его желваки на скулах, как он беззвучно матерится, смотрит на часы, потом достает телефон, ждёт… Никто не отвечает, и он психует еще больше. Не мне ли он звонил? Он отходит от дома, шарит взглядом по нашим окнам! Ха-ха! Бесполезно, ты не увидишь меня! Потом он пошёл влево, за дом. Появился справа, значит, обходил дом вокруг. Ещё один вход искал? Ха-ха! Но Май не уходит. Он опять идет к домофону, снова верещит противным звонком. Уходи! Видишь, никого нет! Зачем тут светиться? Ублюдок направляется к мотоциклу. Ура! Он сейчас сгинет! Ха-ха! Я недосягаем! Но тот подходит к мотику, прислоняется задницей к седлу и ждёт, сложив руки на груди по-наполеоновски. Чёрт! И надолго это?
Ненадолго. Так как буквально через пять минут нашего противостояния во двор подъехала машина и из неё выпорхнула мама! Май тут же изменил осанку и выражение лица, из озлобленного монстра он превратился в чудо-ангела с голубыми глазками. Не слышу, о чем они говорят! Но могу себе представить, поэтому я использую с максимальной пользой оставшееся до катастрофы время. Несусь в коридор, хватаю свою куртку, туфли, сумку с кошельком и всякой белибердой и тупо прячусь. Я чемпион по пряткам! В своем доме. Место незатейливое: шкаф-купе в моей комнате, там за пальто и коробками с обувью я и присаживаюсь. Пусть думают, что меня нет! Сижу, действительно, мышь!
Ключ. Входят. Разговаривают, сначала не слышно, но направляются они явно к моей комнате.
— Вот видишь, Маюшка, — ужас! Они уже перешли на сюсюкание! — Его здесь нет. Я же говорила, что спать в это время он не привык, музыку в наушниках он не слушает! Его просто нет дома!
— Да, — слышу, что голос ублюдка передвигается по моей комнате. — Ви-и-ижу. Но ведь люди меняются. Мало ли что могло произойти, я начал переживать. Он обещал быть! И не пришёл!
— Да, на него это не похоже. Знаете, Маюшка, Лёшенька такой дисциплинированный, такой верный своему слову! Он однажды пообещал, что не будет есть, пока не освоит концертное соло Соль мажор Данкеля, и ведь освоил, и ведь не ел!
— Он, наверное, талантливый?
— О, да! Его хвалят специалисты, у него будущее. В прошлом году он победил на конкурсе имени Когана, мы ездили в Зальцбург, там тоже в призах. Он тонко чувствует музыку, и у него способности! Конечно, это от папы!
— Ну, что вы, мама-то ведь тоже музыкант!
— Ах, Май! Я просто скромный аккомпаниатор!
— Столько гастролей! И такая скромность! — льстит урод, и голос не дрогнул!
— Хи-хи-хи! — а мама явно довольна.
— Ах, какая интересная фотография!
— Это Лёля еще в седьмом классе выступал на конкурсе Ротари. Эта фотография была в газетах! Посмотрите, какое красивое, одухотворенное лицо. А ведь он Мазаса играет, это очень сложно для этого возраста, очень! И обратите внимание на скрипку! Она профессиональная! Очень хороший инструмент!
— Я знаю толк в хороших инструментах! И знаю, что они очень дороги.
— Ах, это правда, — заливается мама.
— У меня была варвиковская гитара, сейчас «Фендер», но репетирую часто на русском ширпотребе, жалею своих девочек!
— Ох, как интересно! Лёлик свою скрипку тоже называет девочкой. Она родня варвику, тоже немецкая! Сегодня он на прослушивание с девочкой ездил, так инструмент оценили! А слушала сама Манойлова! Сказала, что мальчик, Лёлик то есть, хорош, а скрипка еще лучше! Лёшик очень любит скрипку! Давайте, я вам её покажу!
У меня от злости на этом месте заскрипели зубы. Этот ублюдок будет рассматривать мою Лидочку! Еще не дай Бог, он к ней прикоснется! Но что я могу сделать? Не вылазить же из шкафа: ап, здрасте! А вот и я! Сам, блин, виноват! Сижу, зубы сжал, терплю. А мои невидимые собеседники двигаются по комнате, мама достает футляр, щёлкает замочком.
— Да-а-а! Хороший инструмент… Мммм! Как пахнет приятно! Можно я её возьму в руки? Я не буду играть! Умею только гамму!.. Ух! Какая скрипочка-красавица, фигуристая, стройняшка! Как он её берет?
— Хи-хи-хи! Не так! Спину прямо держите, а скрипку немного вперед… Во-о-от!
У меня одна мысль в голове: сейчас не сдержусь, выпрыгну, убью. ПОЛОЖИ ЛИДОЧКУ! Не хватай её своими мерзкими лапами! Непонятно, как я сдержался и не заорал из утробы своего шкафа?
— Думаю, Лёше не понравилось бы, что я держу его скрипку… — задумчиво произнес Май.
— Ох, это точно! Он с ней носится, как со своей возлюбленной! Хи-хи-хи! Нам, пианисткам, такая любовь к инструменту недоступна! Ничего страшного, подержите, Лёшик же нас не видит, — лукаво ответила мама тоненьким голосом. Эх, мама, мама!
— Нет, давайте все-таки уберем! — ну надо же, ублюдок может быть человеком! — Наина, а вот эта фотография Лёши где сделана?
— О! Это он с папой в Зальцбурге, вот видите — памятник Моцарту!
— Он у вас симпатичный!
— Сынуля-то? Правда? Вы заметили?
— Его отец кореец? Вы уж извините, что я об этом так в лоб спрашиваю!
— Нет, отец тоже не чистый кореец, хотя в нем дальневосточной крови больше, чем в Лёле!
— Вы знаете, метисы, мулаты мне всегда казались красивее чистокровных в расовом отношении людей!