* * *
Ты тонешь в лунном свете, в полусне,
В какой-то неразгаданной дремоте.
В глухой, потусторонней глубине,
Что убивает все мечты на взлете.
Блаженный холод, холод вековой
Под пальцами твоими оживает…
И стон души похож на ветра вой,
Который ничего не забывает.
Глотни огонь, мерцающий на дне
Бесцельной жизни, и проследуй дальше
К таинственной, придуманной весне,
Не терпящей ни жалости, ни фальши.
* * *
Углубляется мира раскол,
На добро и на зло разделяя
Бытия полированный стол,
Постепенно мечты истребляя.
Веет ужасом с разных сторон,
И сознание вмиг опустело.
Только сердцу по нраву урон,
Словно биться ему надоело.
Можешь топать ногами, кричать —
Не вернуться в пенаты родные…
Лучше просто надменно молчать,
Не бояться в ночи повстречать
Ветры хаоса, сны ледяные.
* * *
Угнетает сознанье больное тупая жара,
Лето гасит желания адским, немыслимым зноем.
И торопится жизнь убежать, улететь со двора.
И мерещится взору все время пространство иное,
Где в заснеженных далях мерцает полоска огня
Уходя, иллюзорным потоком опять наплывая.
Где в морозном дыхании тихого зимнего дня
Бытие наполняется смыслом, от зла остывая.
* * *
Уйдет души твоей трагедия
Из мира пошлости и лжи
В литературное наследие,
В бумажной грусти миражи.
Встает на полку лет собрание
В библиотеке пустоты.
Прекрасной музыки сгорание
Мучительно провидишь ты.
А впрочем, эта эмиграция
Почти что нравится тебе —
Как красочная иллюстрация
К навек загубленной судьбе.
* * *
Утомительно — бессмысленны повторы,
Неизменные пустые разговоры.
И куда ни глянь — весна, но все не ново.
То же самое цветенье, право слово.
Бьешься в стену сожалений, рассуждений,
И дуреешь от своих полночных бдений.
А забвенье не приходит, издеваясь.
Сердце тает, с бесконечностью сливаясь.
Так и будешь жить в пространстве заоконном,
По-весеннему влюбленном, обреченном,
Заполняя жуткой скуки формуляры,
Выдавая грез хрустальных экземпляры.
* * *
Что с того, что пейзаж фантастичен,
И пространство уже искривилось?
Погибающий мир — хаотичен.
Он живет только тем, что приснилось.
Он живет ожиданием боли,
Отголосками памяти бредит.
И понять он себя не позволит,
Даже в самой приватной беседе.
Он становится светом вторичным,
В бесконечность ночей ускользая…
Взглядом грустным, слегка ироничным,
Обреченные души пронзая.
* * *
Шапку невидимку нахлобучу,
И гулять немедленно пойду.
Время собирает слезы в кучу —
И творит великую беду.
Тени остывают в переулках.
Ночь и день давно слились в одно.
Та же повторяется прогулка.
Тот же обреченный взгляд в окно.
Та же безнадежности усмешка,
Гордости последний бастион.
Та же Ада яростная спешка.
Крик, переходящий в тихий стон.
Только я, уже не замечаю,
Кто со мною рядышком хрипит?
Сердце верить в вечность приучаю.
Приучаю к злу, что все дробит.
Жизнь нам очень часто привирает,
Хочет к романтизму воспарить…
Друг мой, даже звезды умирают,
Что уже о людях говорить…
Друг мой, даже злоба исчезает.
Даже боль, что выдумать нельзя,
В мире постепенно замерзает,
Плавно по поверхности скользя.
* * *
Полумрак твоих глаз с темнотою Вселенной сольется.
И судьба упадет, об асфальт пустоты разобьется.
И припомнит душа закоулки безумья и боли.
И великие сны, что на части тебя раскололи.
Проплывают в бессмыслице улицы бед и кошмаров.
Лишь глухое отчаянье в ритме сердечных ударов
Прорывается в вечность, в ее ледяные высоты.
Но печальному миру неважно, зачем ты и кто ты?
Так рассмейся над тем, что тебя волновало когда-то,
Погружаясь в пространство ночное, как пламя заката.
Исправляя ветрами веков кривизну ненароком,
Ощущай как все в мире жестоко, жестоко, жестоко…