Само обращение критика к гегелевской эстетике в этих статьях было обусловлено конкретно-исторической обстановкой начала 40-х гг. В это время появился целый ряд работ (С. Н. Глинки, И. П. Сахарова, С. а. Бурачка и др.), в которых фольклор настойчиво интерпретировался в духе «официальной народности». Опираясь на фольклорные памятники, учившие «патриархальной добродетельности», авторы этих работ резко нападали на литературу XIX в., сеявшую «зловредные мысли» и безверие. Стремясь дать решительный отпор подобным тенденциям, Белинский взял на вооружение теорию Гегеля, ибо увидел в ней «протест против противопоставления «простых» и «безыскусственных» форм народной поэзии, отражающих отсталые формы культуры, высшим созданиям человеческого духа» (М. К. Азадовский. История русской фольклористики, т. I. M., Учпедгиз, 1958, с. 441; ср.: Он же. Белинский и русская народная поэзия. – ЛН, т. 55, с. 132–133). Объясняя причины некоторых излишне категоричных высказываний критика о фольклоре в целом, А. П. Скафтымов писал: «…следует принять во внимание, что противники Белинского, на отповедь которым рассчитаны были такие заостренные формулировки, ставили вопрос именно так: Пушкин или былина? Лермонтов или Кирша Данилов?» (А. П. Скафтымов. Белинский и устное народное творчество». – «Литературный критик», 1936, № 7, с. 150; подробнее о концепции фольклора у Белинского см. в статье Ю. Манна в наст. т.).