И это Высшее Предопределение исключает какие-либо нравственно-этические двусмысленности, которых через край во всех культовых вероучениях без исключения, вследствие того, что всем им свойственно какое-то дефективное и ущербное вuдение чего-то, что они называют «Предопределением бытия», в котором якобы есть место пустой (вследствие возможного прощения всех) или заполненной грешниками геенне.
И люди в Предопределении бытия — в его Русском понимании — не рабы даже Богу, они — по Предопределению — свободные добровольные сотрудники и помощники Ему.
Кто-то может настаивать, что искупление себя самого стыдом — слишком лёгкое воздаяние всевозможным злодеям за всё то, что они творили и творят на Земле. Многие жаждут увидеть жестокое воздаяние злодеям, а по существу жаждут — окончательного добивания падших и изгнания их в абсолютное небытие.
Но тема милости к падшим — неотъемлемо свойственна всей памятной Русской культуре:
· Это и пушкинские слова «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал»;
· душу Тамары в лермонтовском “Демоне”, действительно соблазнённой демоном, ангел Божий всё равно не отдаёт демону, а уносит с собою [71];
· лесковский попик-забулдыга, который — вопреки догматическому запрету — молится о душах самоубийц, и как явствует из рассказа, Бог принимает его молитвы;
· и опера Н.А.Римского-Корсакова и В.И.Бельского “Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии”, в которой Феврония возится как с несмышлёным малым ребёнком с Гришкой Кутерьмой — средоточием почти всех возможных пороков: пьяницей, похабником, трусом, изменником и предателем — наводчиком завоевателей на город, оклеветавшем и её саму в совершении этого преступления.
Причём эта опера занимает особое место и в истории Русской культуры, и в истории России. Феврония в либретто оперы В.И.Бельского [72] — единобожница-язычница, стоящая вне официальной церкви (это будет видно далее из приводимого ниже фрагмента либретто). И она уверяет ставшего одержимым после предательства Гришку Кутерьму в том, что и он — не пропащая душа, даже после всего, что совершил, только бы тот искренне покаялся Богу. И это её неизменная позиция, выражаемая сквозь всё действие оперы вплоть до финала:
Князь Всеволод.
Ай-же ты невеста верная!
Время нам во церковь Божию,
Во церковь Божио, ко златy венцу.
Феврония(с ласковой просьбой).
Милый мой, жених желанный!
Там в лесу остался Гришенька;
Он душой и телом немощен,
Что ребёнок стал он разумом…
Как бы Гришеньку в сей град ввести?
Князь Юрий.
Не приспело время Гришино:
Сердце к свету в нём не просится.
Феврония.
Ах, хотя бы грамотку послать,
Утешенье Грише малое,
Меньшей братии благую весть!
Князь Юрий.
Что же? Фёдор грамоту напишет,
Отрок малый Грише донесёт:
Пусть по всей Руси поведает
Чудеса велики Божии.
Феврония(Поярку).
Ну, пиши. Чего же не сумею,
Люди добрые доскажут.
Поярок кладёт на точеные перила княжья крыльца длинный свиток и готовится писать. Феврония и князья около неё.
Феврония(подсказывая Поярку, что писать).
Гришенька, хоть слаб ты разумом.
А пишу тебе сердечному.
Поярок пишет.
Написал аль нет?
Поярок.
Написано.
Феврония.
В мёртвых не вменяй ты нас, мы живы:
Китеж град не пал, но токмо скрылся.
Мы живём в толико злачном месте,
Что и ум вместить никак не может.
Процветаем аки финики,
Аки крины благовонные;
Пенье слушаем сладчайшее
Сириново, Алконостово…
(князю Юрию)
Кто-же в град сей внидет, государь мой?
Князь Юрий(подсказывая писцу).
Всяк, кто ум не раздвоён имея,
Паче жизни в граде быть восхощет.
Феврония(продолжая послание).
Ну, прощай, не поминай нас лихом,
Дай Господь тебе покаяться!
Вот и знак: в ночи взгляни на небо,
Как столпы огнистые пылают.
Скажут: пaзори [73] играют… нет,
То восходит [74] праведных молитва.
(ко всем)
Так ли говорю я?
Народ.
Так, княгиня.
Феврония(снова Поярку).
Ино же к земли приникни ухом:
Звон услышишь благостный и чудный,
Словно свод небесный зазвенел
То во Китеже к заутрени звонят.
Написал, Феодор?
Поярок.
Написал.
Феврония(княжичу).
Ну, идём теперь, идём, мой милый!
Княжич Всеволод берёт Февронию за руку и ведёт в собор.
Народ (провожая их).
Здесь ни плача,
Ни болезни,
Сладость, сладость
Бесконечна,
Радость
Вечна…
Двери Успенского собора распахиваются, являя неизреченный свет.
На этом опера завершается. Но нравственно-мировоззренческий пролог к такому её завершению показан был ещё в первом действии:
Княжич Всеволод
…
Ты скажи-ка, красна девица, -
Ходишь ли молиться в церковь Божию?
Феврония.
Нет, ходить-то мне далёко, милый…
А и то: ведь Бог-то не везде ли?
Ты вот мыслишь: здесь пустое место,
Ан же нет — великая здесь церковь, -
Оглянися умными очами
(благоговейно, как бы видя себя в церкви).
День и ночь у нас служба воскресная,
Днём и ночью темьяны да ладаны;
Днём сияет нам солнышко (, солнышко) [75] ясное,