Поверьте, Ваше Величество, что я всегда с уважением подчинюсь обстоятельствам, имеющим отношение к Вашему Величеству. Моя судьба не быть признанной; моя совесть слишком чиста, чтобы оправдываться. Поверьте, что бы ни случилось, моя почтительная преданность и верность останутся теми же. Я радуюсь и благодарю Бога, что привязана к Вам только из-за Вас, а не как любят в этом жалком мире.
Примите милостиво мое наиболее почтительное уважение».
После этого письма я увиделась с Императрицей на одном балу. Она сказала мне оставить рукопись в таком виде, в каком она была, но я продолжала ее для себя.
Немного времени после возвращения Их Величеств в Санкт-Петербург были высланы иезуиты. Этот суровый акт был вызван опасением совращения православных в католическую веру. Подозревали, что они старались обратить многих, особенно дам из общества, и Император был принужден принять соответственные меры. Это событие привело к тягостным последствиям для многих семейств, и той же причине я должна приписать очень заметную холодность, проявленную Императором по отношению ко мне. То некоторое внимание, которое он соизволил оказать моим детям и мне, я могу отнести только на счет его милостивого отношения к моему мужу. Весною Катишь Любомирская известила меня о приезде графини Ржевусской, немецкой кузины ее мужа. Я слыхала об ней уже давно и относилась к ней с особым уважением. Заря ее жизни прошла в тюрьме; она родилась во Франций и осталась там с матерью, которая была одной из жертв революционного варварства; она была лишена жизни после нескольких месяцев заключения2). Ее дочь семи лет осталась одна на попечении тюремщика. Он плохо обращался с нею и отказывал ей даже в черном хлебе, составлявшем ее единственную пищу. Князь Любомирский, отец Розалии (имя графини), был на французской службе, но в это время не находился во Франции и не знал о судьбе, постигшей его дочь. Наконец он узнал о ней и потребовал ее. Лицо, взявшее на себя это поручение, приехало всего за три дня, как Розалию должны были поместить в воспитательный дом. Там бы она была потеряна навсегда.
Такое необычное начало, казалось, только подготовило ее добродетели. Ее ум является цветком ее души. Я познакомилась с г-жой Ржевусской. Катишь привезла ее ко мне 15 мая (1810 года), два дня спустя после ее приезда в Петербург. Моя дружба с г-жой де Тарант интересовала ее уже давно; история ее смерти поразила графиню необычайною близостью ее души с душою принцессы де Тарант и сходством между их характерами и убеждениями. Это сходство поразило меня; оно отвлекло мне сердце от печали, в которую оно погружалось так часто. Знакомство с нею повлияло на мою жизнь, и, говоря о себе, я должна говорить и о ней.
Император не взял с собою графа Толстого, здоровье которого ухудшилось; у него не было сил выносить быстроту поездок Его Величества. Главным образом этим путешествиям и волнениям, связанным с его должностью, надо приписать его болезнь.
Она была долгой и тяжелой, с короткими минутами покоя и улучшения. Он был очень огорчен своей разлукой с Императором, и, расставшись со своей ролью приближенного, он увидел, как удалилось от него большое количество случайных друзей. Но, сближаясь с нами, он увидал, что у него еще были друзья.
Нет ничего сладостнее для сердца, как забыть сделанное нам зло. Надо отдать справедливость графу Толстому, что он искренно был привязан к Императору, но у него не было чувства меры в культе, до которого он доходил, и он бесчестил благородную роль верноподданного низостью слуги. Это значило наносить вред и своему господину, и себе.
Возвращение Императора не принесло никакой перемены в его положении: он был слишком болен, чтобы возвратиться к своей службе. Государь навестил его и всячески старался утешить. Созвали весь факультет; они только увеличили опасность и страдания больного.
Я провела день в моей деревне, на Петергофской дороге. Я аккуратно, раз в неделю, ездила на Каменный Остров к графу Толстому. Я уезжала рано с моими детьми; мы останавливались у г-жи Ржевусской, которая отправлялась потом с нами. Я всегда избегала встречаться с Их Величествами, которые почти каждый день навещали графа Толстого. Я особенно находила неудобным встретить Императрицу, как будто я принуждала ее видеться со мной.
Катишь жила вместе со своим братом. В августе месяце с ней случилось несчастье: у нее умерла дочь, прелестный ребенок. Это печальное событие заставило меня остаться у нее дольше, чем обыкновенно. Вечером, когда я стояла на балконе вместе с г-жой Ржевусской, с княгиней Барятинской, невесткой графа, и моей дочерью, доложили о приезде Императрицы. Мы остались на своих местах. Ее Величество прямо прошла в комнату графа и там виделась с Катишь. Перед уходом она велела позвать меня в комнату, соседнюю с балконом. Несчастье Катишь сильно взволновало ее. Она много говорила мне об этом. Кто же мог лучше, чём она, разделить скорбь матери? Потом она сказала мне, что, проходя, она заметила меня в окне, но не хотела выйти на балкон с красными и заплаканными глазами. Взяв меня за руки, она говорила мне о вечерах, которые мы проводили в этом доме, о тяжелой утрате, понесенной мною с тех пор, и о том огорчении, которое она испытывает от того, что ничего не сделала для меня.