Чуть позже я снова пробрался в холл. Дверь еще не была полностью закрыта. К тому времени мы ее так отрегулировали, чтобы она не закрывалась, даже если бы вы захотели этого. Я слегка толкнул ее, чтобы разглядеть, что происходит, и держу пари на один доллар, что я был спокоен, как мумия. Я не хотел, чтобы Фил набросился на меня и сделал бы из меня отбивную, хотя был уверен, что застукай он меня здесь, мне не сдобровать.
Теперь Фил обрабатывал ее чем–то большим, чем язык. Она все еще лежала на спине с подушкой под задом, а он вытащил банку с чем–то и намазывал ей вокруг половых органов, изнутри и снаружи. Он размазывал это вещество, как будто это была смазка. Но я–то знал, что моей матери не нужна никакая смазка.
Затем он стал водить ей внутри её органа пальцем, хотя я бы сказал, что это был кулак. Он засунул всю свою руку ей во влагалище. По моему, это ее и в самом деле возбуждало. Но нет, вру. Я думаю, что крем начал действовать на нее и вызывал в ней зуд или что–то в этом роде, потому что он сводил ее с ума. Она металась по кровати и кричала: «Трахни меня!». Но Фил продолжал сношать ее кулаком во влагалище.
Наконец, после длительного времени сношения кулаком он спросил ее:
Чего ты хочешь от меня теперь?
— Трахни меня, Фил! Выпари меня, как следует!
— Что ты сказала? — спросил он ее
— Пожалуйста, Фил, отдери меня во влагалище посильнее!
— Готова ли ты на всё, чтобы добиться этого? спросил он.
Она кивнула головой и стала судорожно метаться по кровати.
— Все, что хочешь — говорила она.
— Ну ладно, сука — сказал Фил. И тут на его лице действительно появилось странное выражение.
— Будешь пить мою мочу?
Поначалу мать замешкалась на секунду, но это скоро прошло. Она была в таком экстазе, что готова была даже есть его говно, только бы он засунул в неё свой член. Она вытянула руки и ноги и подставила свое лицо с открытым ртом. Фил встал с кровати и приблизился к ней, направив на нее свой член. Он у него стоял, поэтому он не мог ссать сразу. Он постоял, так ожидая, когда моча соберется, а мать сидела перед ним и просила поскорее помочиться ей в рот. Она даже вытянулась на кровати так, чтобы засунуть свою руку во влагалище. Я видел ее в экстазе, но никогда не видел в таком состоянии.
— Ладно — сказал Фил. И вдруг моча полилась. В начале она не попала ей в рот, но скоро мать приспособилась и стала пить ее, хотя она вытекала сильной струей. Она даже приблизилась к его полустоячему члену, взяла его в рот и стала пить прямо из него. Но мочи было слишком много, и немного пролилось, за что она получила затрещину от этой огромной гориллы. Но маме это понравилось. Я же говорил вам, что она совсем свихнулась.
Когда Фил закончил ссать ей в рот, он оттолкнул ее от себя на кровать. Он встал у нее между ног, и она наконец получила то, что хотела. Он вогнал свой член ей во влагалище на всю длину сразу. Теперь его штука выглядела куда намного больше, чем когда он стоял перед дверью, он стал ее пороть глубокими движениями. Он полностью вытаскивал свой член и снова заталкивал его до конца. Ему было все равно, достигает ли он цели или нет. Если он отклонялся от центра, он просто тыкал свой член куда попало, пока не попадал в отверстие и не проникал внутрь. Он раздвинул ее половые губы, и она наслаждалась каждым мгновением этого акта. Она продолжала кончать, а он все сношал её, и нужно отметить, он долго мог сдерживаться. Он снова привел меня в возбужденное состояние, поэтому я снова начал дрочить свой член, стоя за дверью. Я уже успел кончить, а он все продолжал сношать ее. Я ушел от них. Даже наблюдение за половым актом бывает утомительным, особенно после того, как кончишь пару раз. Я заснул под сладострастные звуки, исходившие от моей трахавшейся матери. Фил, наверное, дрючил мать часа три.
На следующее утро Фила не было с нами за завтраком. Моя мать выглядела, как последняя жертва Троянской войны: глаза красные, на коже пятна, под глазами огромные мешки. Создавалось впечатления, что она приняла героин.
Она должна была бы идти летящей походкой. Она могла всю ночь трахаться, и выглядеть на следующее утро за завтраком, как огурчик, особенно после двух чашек кофе. А после марафета перед зеркалом в течение часа она снова выглядела здорово, как всегда.
Но в то утро я был расстроен ее видом и не разговаривал с ней. Она понимала, в чем дело и стала извиняться.
— Я поставила вопрос о том, чтобы и ты участвовал в нашей сцене, но он не пошел на это. Прости меня, мой ребенок — говорила она.
Это не сняло мою обиду, хотя я и поцеловал ее. Тогда я сказал себе, что ни к чему сходить с ума. Так как я стоял рядом с ней, она нащупала мой член через махровый банный халат. Он уже стоял, как постовой.