На берегу Уршдона
I
Все в доме пришло в движение! Словно крылья выросли у Дзыцца — она так и летала по комнатам с озабоченной и счастливой улыбкой. То кинется к шкафу и, откинув дверцу, что-то ищет, звенит посудой, то выбежит во двор, заглянет в курятник и тут же назад — кажется ей, на кровати подушки не взбиты, а сколько золы в печке, будто неделю не выгребали… Где совок? Дунетхан и Бади стоят в стороне, наблюдают. В их черных глазенках радость и нетерпение. Так хочется, чтобы Дзыцца хоть о чем-нибудь попросила, они бы мигом! Я тоже стою и жду. Понимаю, матери сейчас не до нас. Понадобимся — позовет.
— Дунетхан, принеси веник!
Дунетхан опрометью кинулась в коридор. За ней и Бади: почему все сестре да сестре? Найдут веник в углу и станут отнимать друг у дружки.
— А ты подожди! — крикнула Дзыцца. — Быстренько к тетушке Аминат, попроси араки. Только у нее у самой попроси… Хотя нет! — меняет Дзыцца свое решение. — Сбегай в дом к Бимболату и скажи: дядя Алмахшит приехал. Пусть выручат. И не задерживайся! Будь умницей у меня.
Это Дзыцца на Дунетхан намекает: куда ни пошли — одно расстройство. Ждать устанешь, а вернется ни с чем. Как говорит Дзыцца, уйдет и стул с собой прихватит. Дзыцца ее уже никуда не посылает. Поэтому и Бади наказывает не задерживаться: вдруг соседей дома не окажется, у других придется просить. Как долгожданного гостя за пустой стол посадишь!
Приезд дяди Алмахшита для нас праздник. Только что соседка сообщила: встречайте, мол, приехал. Да пока он с того конца села до нас доберется — времени много пройдет. В селе нечасто бывает, и кого ни встретит — постоять, поговорить надо. Как живы-здоровы, цел ли скот? Даже кур не забудет. А время не стоит. Дзыцца это на руку, все успеет приготовить.
— Пойди веник намочи, — обращается она к Дунетхан, — вон какую пыль подняла!
А я все стою у порога. Один я без дела.
— Габул! — наконец замечает меня Дзыцца. — Ты бы навесил новые ворота. Дядя увидит, ему будет приятно.
Ворота я сам сплел из ореховых прутьев. Давно мечтал научиться, всю весну не отходил от соседа Бимболата, смотрел, как это делается. Потому что лучше Бимболата никто не умеет плести. Он мне показал, как и что. У бокового кола, где самое трудное, прошел ряд-другой, а дальше я сам. Ворота, можно сказать, самостоятельно сплел, и Бимболат отдал их мне. Я отнес в сарай, сверху придавил камнями, чтобы ровными получились. Прошло больше месяца, пора и поднимать.
Я с трудом откатил в сторону три больших камня. Стою и думаю, с какого боку взяться.
— Подожди! — кричит Дзыцца с порога. — Одному не осилить.
Вдвоем поволокли к забору. Я отвязал старые ворота и бросил в пыль. Прутья высохли, осыпались местами, дыра на дыре — я легко поднял и отнес подальше. Новые как раз пришлись по проему. Очень хорошие получились, с плетеными узорами, как дядя Бимболат учил, — я даже залюбовался. Сверху, по обеим сторонам от столбов, сделаны петли, я их на столбы надел, а снизу прутья крепко прикрутил проволокой. К этому времени Дунетхан управилась с полом, собрала мусор в совок и отнесла в сад. Вернулась Бади с графином араки. Из дома Бимболата с пустыми руками не отпустят.
Все трое мы пошли к крыльцу.
Дзыцца поправляла постель — в который уж раз. Все что-то не нравилось. Подтянет край одеяла, отойдет и посмотрит. Нет, опять нехорошо! Взбила подушки, по одной подкидывая вверх, осторожно уложила и ладонями пригладила.
Залаяла собака. Следом за Дзыцца мы высыпали во двор. Алмахшит стоял возле открытой калитки и улыбался. А собака юлила хвостом, терлась о сапог гостя. Понимает, что человек не чужой.
Дунетхан и Бади бросились к дяде наперегонки. Алмахшит присел на корточки, широко развел руки, чтобы обеих обнять. Но Дунетхан первая добежала. Дядя подхватил ее на руки.
— Ах ты мой Зубочек!
Алмахшит всегда ее так называл. Она еще маленькой была, а дядя возьмет ее за подбородок и скажет: «Ну, как дела, Зубочек?»
Дунетхан только визжит от радости, крепко обвила шею дяди. Тому хочется поднять и Бади, но Дунетхан не дает.
— Мой Алма, мой Алма! Он мой! — и еще тесней прижимается. Она тоже зовет дядю по-своему — Алма. Очень его любит.
— Ой, задушишь, озорница! — смеется Алмахшит и пытается спустить девчонку на землю. Как бы не так! А Бади тянет ручонки, вот-вот расплачется.
— Зубочек, ты любишь конфеты? — спрашивает Алмахшит и подмигивает нам.
— Люблю, люблю! Дай!
— Ага! А как же я достану, если ты повисла на мне? Ну-ка подумай.