========== Глава 1 ==========
Согреться не получалось, хоть Эйлер сидел у самого костра. Болотная сырость, которую удавалось не замечать днем, ночами становилась просто невыносимой. Впрочем, остальным членам отряда она, похоже, не докучала совершенно — густой храп доносился со всех сторон, смешивался с тонким комариным писком и потрескиванием сучьев. Особенно громко храпели краснолюды, расположившиеся слева, но не мог уснуть Эйлер не поэтому.
Сон не шел, голова была тяжелой, словно он вчера изрядно перебрал, хоть эльф уже не помнил, когда пил в последний раз. Алкоголь облегчения не приносил, становилось только хуже. Воспоминания, от которых он так старался отгородиться, наваливались и грозили полностью похоронить Эйлера под собой, словно сошедшая с гор лавина.
Огонь, в который он смотрел, не отрываясь, согревать по-прежнему не желал. Зябко передернув плечами, эльф придвинулся еще ближе, насколько это было возможно. Не помогло. Может потому, что холод был не только снаружи, но и внутри? Невесело усмехнувшись, Эйлер протянул к пламени руки, но через мгновение отдернул — слишком близко, так можно и обжечься, а лекаря или чародея в лагере нет. Неосторожность непростительна, а вызвать гнев командира — последнее, что ему сейчас нужно. И так хватает проблем, мешающих спать по ночам.
А может, зря он смотрит на пламя? Оно ведь так похоже на то, в котором сгорело всё, что Эйлер любил и ради чего жил. Не осталось ничего, кроме пепла — холодного и серого, не скрывающего под собой ни единого тлеющего угля. Выгорело. Как его дом во время погрома нелюдей, которого сам эльф избежал чудом — ушел в лес поохотиться, а когда вернулся — квартал полыхал, и яростные крики людей, казалось окончательно свихнувшихся от ненависти, смешивались со стонами умирающих эльфов, краснолюдов и низушков. Тогда Эйлер рванулся к своему дому, почему-то надеясь, что тот уцелел, но… Дома не было, была только груда пылающего дерева, от которой невыносимо воняло горелой плотью.
Эльф толком не помнил, как не попался тогда под горячую руку погромщиков, как сумел вернуться обратно в лес и… зачем? Зачем спасал свою жизнь, в которой не осталось ничего? Почему бежал, словно подстреленный охотником олень? Почему не пытался убить хоть кого-то из dh’oine, чтобы отомстить за своих? Ответов не было, равно как и времени их искать. Эйлер бежал до тех пор, пока силы окончательно не оставили эльфа и он не рухнул на траву под старым дубом и потерял сознание.
Когда он снова открыл глаза, было раннее утро — траву вокруг покрывали капли росы, успевшей промочить одежду, а солнце нехотя поднималось над горизонтом. От холода Эйлер тогда и очнулся, попытался встать и снова рухнул на траву, перевернулся на спину и бездумно уставился в серое еще небо.
Лес просыпался, голоса ранних птиц звенели недружным хором, но эльф слышал не их, а крики, те, которые до сих пор звучали в голове, а в горле было горько от дыма, которым успел вчера надышаться. Дымом несло и от его одежды — местами обгоревшей, порванной, перепачканной сажей и кровью.
— D`yeabl, — прохрипел Эйлер тогда, с трудом разлепляя спекшиеся и потрескавшиеся губы и не узнавая собственный голос. — bloede dh’oine.
Ненависть к людям и к себе самому — струсившему тогда, когда ни в коем случае нельзя было этого делать, подступила к горлу, желудок спазматически сжался и Эйлер едва успел перевернуться — рвало его долго и основательно, хоть казалось, и нечем было. Рвало, выворачивало наизнанку, горькая тягучая слюна повисала на губах, и он вытирал ее тыльной стороной грязной, местами обожженной ладони. Он не замечал, что по щекам уже давно текут слезы, а стоны смешиваются с проклятиями, не слышал и не видел ничего вокруг, а когда спазмы наконец-то успокоились, эльф отполз подальше от испачканной и воняющей желчью травы и бессильно вытянулся лицом вниз. Хотелось умереть.
В тот момент Эйлер действительно жалел, что отправился на охоту и не погиб вместе с остальными, он беззвучно звал смерть, почти надеясь, что кто-то из dh’oine наткнется на него сейчас и закончит то, что начали сородичи. Эйлер бы даже не сопротивлялся, хоть лук, стрелы и меч были при нем. Борется за жизнь тот, кому есть ради чего жить. А он? Зачем ему жизнь теперь, когда в ней остались только ненависть и боль.
Но смерть не пришла. Возможно, она тоже брезговала трусом и не желала касаться подобного существа? Эйлер пролежал на траве до вечера, пытаясь понять, как же так получилось? Почему он убежал? Почему не вернулся? Почему до сих пор продолжает лежать, глядя на знакомые созвездия, пока еще бледные, и не имея сил даже поднять голову. И почему не приходит смерть? Почему волки, вой которых он слышал ясно и четко, обходят это место стороной? Почему чудовища, до сих пор живущие в чащах, не хотят утолить им голод?
Ответ пришел к эльфу в полночь и заставил резко сесть на траве, ощутив, как закружилась голова, и отозвался голодным бурчанием желудок. Смерть не примет его до тех пор, пока не совершится месть. Пока кровь dh’oine не прольется на землю щедрой платой за жизни его братьев и сестер, пока крики людей, умирающих от его меча и стрел, не заглушат эхо погрома. Тогда Эйлер очистится от позорного клейма труса, и смерть милосердно придет.
***
Утро застало его за разведением костра и подвешиванием над огнем заячьей тушки. Эйлеру мучительно хотелось есть, мясо — сырое и кровоточащее — казалось сейчас изысканным деликатесом, и он с трудом удерживался от того, чтобы не впиться в тушку зубами, не дожидаясь, пока мясо прожарится. Ему понадобятся силы, очень много сил, чтобы совершить задуманное, а для того, чтобы силы появились, нужно есть, голод — плохой помощник мстителя.
Снимая с вертела готовую зайчатину, он глотал слюну, которой наполнялся рот, потом отрывал куски мяса и ел, обжигая губы и почти не пережевывая. Следом за голодом пришла жажда — такая же невыносимо-острая. Прислушавшись, Эйлер уловил далекое журчание ручья и пошел на звук, не забыв полностью затушить костер. Он не человек, чтобы оставлять подобные следы и подвергать опасности лес, гостеприимно приютивший его, пожалевший вчера и подаривший пищу сегодня утром.
Неблагодарны и жестоки только dh’oine, которым не место на этой земле. Когда-то она принадлежала Aen Seidhe, щедро дарила им свои плоды и должна снова стать свободной от червей, явившихся неизвестно откуда и несущих смерть ей самой и всему, что на ней. Эйлер видел, как живут люди, что представляют собой их шумные и зловонные города, часто построенные на руинах эльфских городов.
Он сам жил в таком и ненавидел это место всей душой. Потому-то и предпочитал проводить большую часть времени в лесу, оттачивая искусство следопыта и охотника, вдыхая полной грудью свежий, не отравленный пока что людьми воздух. Именно это и спасло его жизнь, ведь с той охоты Эйлер мог бы вернуться гораздо раньше, но предпочел провести еще одну ночь в лесу.
Теперь это решение уже не казалось роковой ошибкой, скорее — случаем, счастливым случаем. Ведь вернись он вовремя — остался бы там, среди дымящихся развалин собственного дома или подох бы среди улицы в луже крови, или болтался бы в петле, а может — узнал все прелести сажания на кол. Dh’oine были чертовски изобретательны, когда дело касалось уничтожения тех, кто хоть немного отличается от них самих, или же… себе подобных.
Люди всегда были отвратительны Эйлеру, и он не понимал сородичей, сожительствовавших с человеческими самками. Считал это чем-то вроде извращения, подобного сношению с кобылой или козой. Человеческие женщины, даже самые красивые из них, казались эльфу отвратительно неуклюжими, от них неприятно пахло и представить, что он касается или целует что-то подобное, Эйлер просто не мог.
Отец не разделял его взглядов, мать — осуждала и говорила что-то о терпимости к другим расам и ассимиляции, старший брат и вовсе женился на человеческой самке и даже умудрился наплодить полукровок, к которым Эйлер так и не смог ощутить ни капли родственного тепла.