Волознев Игорь Валентинович
Новая Федра, или Жаркое из четырёх сердец
Графиня Мелисинда вышла за ворота, объявив слугам, что идёт в часовню помолиться Богоматери, и, опираясь о палку, побрела вниз с пологого холма, на котором высился её замок. Графиня ввела слуг в заблуждение: никогда не отличавшаяся набожностью, сегодня она и вовсе не помышляла о молитве. Спустившись на равнину, она направилась не налево, к часовне со старинной, почитаемой окрестными жителями иконой Божьей Матери, а направо, в лес. Вечерняя темнота заставляла её торопиться. Старую графиню мучила одышка, она то и дело останавливалась, чтобы перевести дыхание, подслеповатые глаза с трудом вглядывались в сгущающиеся сумерки.
Тропа вскоре совсем потерялась в буйных зарослях и графиня побрела наугад, призывно шепча имя старой колдуньи, которая обитала где-то в этой чащобе. У Мелисинды дрожали руки, когда она отводила ветви, хлеставшие её по лицу, с сухих губ, перемежаясь с мучительным хрипом, срывался истошный вопль: "Бильда!", "Бильда!".
И вдруг, словно в ответ на её призыв, вдали заметался синий огонёк, какие иногда мерещатся запоздавшим путникам на заброшенных кладбищах. Завидев его, Мелисинда радостно вскрикнула и, в уверенности, что это колдунья подаёт ей знак, двинулась на него. Огонёк несколько раз гас, повергая путницу в растерянность, но потом разгорался так, что освещал лес перед ней. А вскоре она заметила, что впереди с ветки на ветку перелетает ворона, как будто показывая ей путь. Графиня ещё более воспрянула духом, предчувствуя появление той, встречи с которой она так упорно искала. И вот, наконец, показалась скала, поросшая можжевеловыми кустами; синее пламя, служившее графине маяком, тускло сияло у её подножия, где чернел низкий вход в пещеру. Ворона, коротко каркнув, уселась на ветку слева от входа. Как только графиня, замирая, приблизилась к пещере, пламя погасло и лес со скалой погрузились в ночной полумрак.
— Любезная Мелисинда, я давно поджидаю тебя, — раздался за её левым плечом старческий голос, и графиня, обернувшись, увидела рядом с собой сгорбленную старуху в длинном чёрном одеянии, с головой, накрытой капюшоном, с посохом в одной руке и горящим свечным огарком в другой.
Свеча озаряла мертвенно-бледное лицо с впалыми, как у мертвеца, глазами и длинным крючковатым носом. Впадины глаз были обращены прямо на графиню, и та различила в их глубине красные огоньки. С испуганным криком она отшатнулась, но колдунья повела посохом, и на душу Мелисинды снизошёл покой. Повинуясь приглашающему жесту, она вошла вслед за ведьмой в просторную пещеру, сумеречно освещённую багровым пламенем очага. Световые пятна колыхались на стенах и потолке, выхватывая из темноты подвешенные человеческие скелеты, которые, как показалось Мелисинде, зашевелились при её появлении, задвигали костями рук и сгнившими челюстями. На шестах встрепенулись совы и уставились на вошедших круглыми горящими глазами; под высокими сводами с шелестом вспорхнули летучие мыши.
На очаге стоял котёл, в котором кипело какое-то варево; посреди пещеры громоздились грубо сколоченные стол и скамьи.
— Тебе следует отдохнуть после долгого пути, — колдунья показала гостье на скамью.
Мелисинда села. Пот струями стекал с её лица, оставляя в густом слое пудры серые полосы.
— Знаю, зачем ты пришла, — сказала колдунья, зажигая свечи на столе. — Я всегда знаю, зачем ко мне приходят люди.
— О достопочтенная Бильда, я в полном отчаянии…
— Молчи, ничего не говори, — ведьма простёрла над столом руки, и перед затаившей дыхание Мелисиндой возникло круглое зеркало, отразившее её набелённое и нарумяненное лицо с подкрашенными бровями. — Смотри в это зеркало и оно всё скажет за тебя.
Мелисинда не любила смотреться в зеркала. Ей было немногим за сорок, но перенесённая болезнь изуродовала её лицо, покрыв его нарывами и язвами, которых не мог скрыть даже обильный слой пудры. Морщась в досаде, она отодвинулась от зеркала, но тут его поверхность подёрнулась рябью и в ней одна за другой начали возникать картины последних месяцев жизни графини. Это были картины, обличавшие её неистовую, преступную страсть…
Мелисинда увидела самое себя в одной из зал своего замка. Напротив неё стоит юный Вивенцио. Мелисинда пытается разговориться с ним, но юноша ни на что не обращает внимание, кроме прекрасной Аурелии. Он отвечает невпопад и смотрит только на девушку…
Любовь к Вивенцио с первых дней его пребывания в замке раскалённым клинком пронзила сердце старой графини, и не было никаких сил извлечь его оттуда. Герцог Вивенцио был родом из Италии. Находясь в свите императора Генриха Шестого, совершавшего поездку по германским землям, он увидел белокурую Аурелию, пленявшую всех своей красотой, и тотчас, не медля ни единого дня, объявил государю о своём намерении посвататься к ней. Генрих отнёсся к его просьбе благосклонно. Отец Аурелии — граф Ашенбах, тоже не возражал против этого брака, поскольку Вивенцио происходил из очень знатной семьи, владевшей в Италии многими городами и землями. Правда, сейчас Вивенцио был лишён всего этого злокозненными соседями, изгнавшими его из родных мест; император, который замышлял большой поход в Италию, приблизил изгнанника к себе и обещал оказать помощь в возвращении утраченных владений, видя в нём будущего преданного вассала. Дала согласие на брак и мачеха Аурелии — графиня Мелисинда. Мать девушки умерла рано, и граф Ашенбах женился на Мелисинде вторым браком, с которой прожил с тех пор без малого пятнадцать лет. От Мелисинды у него детей не было, и его земли и имущество должны были отойти Аурелии, считавшейся богатой наследницей, руки которой искали многие знатные рыцари. Аурелия относилась к их притязаниям равнодушно, только один Вивенцио пленил её сердце. Все радовались столь удачному союзу, скреплённому обоюдной любовью, лишь старая графиня, которая и прежде не особенно жаловала падчерицу, завидуя её красоте, возревновала её к Вивенцио и возненавидела всей душой. Однако ей пришлось смириться, ведь союзу Вивенцио и Аурелии покровительствовал сам император.