ЛОРЕНС: К свидетелю есть вопросы?
РУДЕНКО (встаёт со своего места). Советский Союз требует приобщить к делу десять толстых тетрадей, дневники подсудимого Франка. «То, что мы приговорили миллионы евреев умирать с голоду, — писал Франк, — должно рассматриваться нами лишь мимоходом. Наши концлагеря переполнены трупами…» Свидетель Зеверинг, вы знали о том, что происходило в концлагерях? Вы знали?
ЗЕВЕРИНГ: Я должен был протестовать? Я должен был принести себя в жертву? Во имя чего?
ЛОРЕНС: Вы считаете себя демократом?
ЗЕВЕРИНГ: Да, конечно.
РУДЕНКО: Вы отошли от общественной жизни. Вы не участвовали в политическом процессе. Вы всё знали и не протестовали!
ЗЕВЕРИНГ: Я сам был жертвой политического режима. Я мог стать жертвой. Адольф Гитлер — один из диктаторов в мировой истории!..
РУДЕНКО: Вы ни разу публично не заявляли о своём несогласии с политикой Адольфа Гитлера! И только здесь, только сейчас…
ЗЕВЕРИНГ: Я прошу суд защитить меня от заявлений советского обвинения! Я прошу уважать мои заслуги перед Германией, прошу уважать мой возраст. Я — свидетель, а не обвиняемый!
ЛОРЕНС: Ваша просьба отклоняется. Свидетель Зеверинг, вы всё знали о том, что происходит в Германии, и не протестовали! И в этом вы стали примером для многих политиков и обывателей. Где же были ваши принципы? Где были ваши политические взгляды? Вы просто ушли в сторону. И после этого вы считаете себя социал-демократом?
ЗЕВЕРИНГ: Да, считаю. Я — социал-демократ. Разве это не так?..
РУДЕНКО: У меня нет вопросов к свидетелю.
ЛОРЕНС: Свидетель Зеверинг, вы свободны.
Зеверинг выходит из зала. Лоренс трижды бьёт своим молотком.
Внутренний двор тюрьмы Нюрнберга. Подсудимые прогуливаются под надзором конвоиров и лейтенанта Уиллиса.
ГЕРИНГ: Тело принадлежит государству, а душа — Богу. Если она есть, душа.
ГЕCC: По-вашему, рейхсмаршал, и мораль наследственна?
ГЕРИНГ: Я писал, я говорил, буду писать и говорить об этом. И мораль, и сознание подчинены требованиям расы.
УИЛЛИС: На прогулке без разговоров!
ГЕРИНГ: Я не фанатик. Взгляните на русских. Они затянут петлю на шее у каждого из нас, но никогда не договорятся ни с кем из союзников.
ШАХТ (Герингу). Вы боитесь смерти, рейхсмаршал?
ГЕРИНГ: У меня есть варианты?
ШАХТ (Гессу). А вы, Рудольф?
ГЕРИНГ: Его я не знаю. Я знал другого Гесса.
ГЕCC (Герингу). Вы научили Карла Эрнста поджечь рейхстаг?
ГЕРИНГ: Геббельс.
ЙОДЛЬ (кричит). Геббельс?
УИЛЛИС: Не орать!
ГЕРИНГ: Он подготовил десять штурмовиков.
ЙОДЛЬ: И доложил вам?
ГЕРИНГ: Разумеется. Тогда же мы и решили свалить поджог на коммунистов.
ШАХТ: Я слышал, что один из тех десяти остался без вознаграждения. Некий Гель, в прошлом уголовник.
ГЕРИНГ: Он написал об этом в имперский суд.
ШАХТ: Этот человек был убит?
ГЕРИНГ: Его труп исчез.
ГЕCC: Исчез?
ГЕРИНГ (Гессу). Что вас ещё интересует? По-вашему, все мы — убийцы, а вы один такой теоретик? Старая гвардия, авантюристы, пивные собутыльники Мюнхена. Матрос Заукель, учитель Штрейхер, полицейский Кальтенбруннер. Все мы — убийцы! Почему мы не смогли изменить этот мир? Почему Господь отвернулся от нас?..
УИЛЛИС: Рейхсмаршал, я же просил вас не шуметь!
ГЕРИНГ: Прошу прощения, лейтенант. (Гессу.) Помните Нюрнберг тридцать пятого года, партийный съезд? Фюрер тогда сказал: «Не государство даёт нам приказы, а мы приказываем государству».
ЙОДЛЬ: За это нас и повесят.
ГЕРИНГ: Возможно. Скажите, Йодль, вы верите, что фюрер мёртв?
ЙОДЛЬ: Не знаю. Я ничего не знаю!
ШАХТ: Аэродром у Бранденбургских ворот был уничтожен.
ГЕРИНГ: Но были же подземные ходы в метро!
ГЕCC: Вспомните ещё про океанские подводные лодки в Гамбурге! (Пауза.) Кто-нибудь видел фюрера мёртвым?
ГЕРИНГ: Никто!
ГЕCC: Вы уверены?
ГЕРИНГ: Кернау из личной охраны фюрера якобы видел его живым первого мая.
ШАХТ: Фюрер застрелился тридцатого апреля!
ГЕCC: Зачем?