от «Углеразведки», молодой радист с радиостанцией, две
жены топографов (одна — бухгалтер, другая — чертеж-
ница) и, наконец, повариха, она же прачка и уборщица.
Топографы, рабочие, оленеводы и мы, географы, расходи-
лись по тайге создавать первую для этих мест топографи-
ческую карту.
В конце каждого месяца в Угольный Стан со всех сторон
сходились оленеводы из полевых отрядов. Они привозили
наши отчеты о выполнении планов съемки, получали руко-
водящие указания и, наполнив пустые торбы продуктами,
уходили обратно в тайгу. Угольный Стан был нашей поле-
вой столицей и пределом мечтаний женатых топографов.
В конце августа, когда в наши, хотя и невысокие, горы
в верховьях бассейна Огоджи приползли ночные заморозки,
мой отряд встретился с отрядом топографа Михаила Ивано-
вича Вершинина. Встреча в безлюдной и бездорожной тай-
ге — радостное событие, тем более когда промокший при-
ходит в давно стоящий лагерь. После обоюдного обмена
новостями и производственным опытом разговор повернул
на бытовые темы.
— Слушай, промерз до костей, нет ли чего выпить?
— Ничего не осталось.
— А НЗ?
Неприкосновенный запас медицинского спирта, поло-
женный на каждый отряд, выдавался для борьбы с про-
студными заболеваниями после вынужденных купаний в
здешних ледяных водах. Однако то ли потому, что купания
28
были слишком часты, то ли из-за способности спирта быстро
испаряться, но так или иначе спиртовые фляжки станови-
лись сухими чуть ли не сразу после их наполнения.
— Какой там НЗ! Еще в июне, как раз в мой день рож-
дения, промокли вдребезги.
— Какое совпадение! Да что НЗ, мы уже второй день
на одних рябчиках живем.
— Да и у меня сухари в позеленевшую крошку истолк-
лись. Спички кончаются.
— Слушай, а ты послал отчет?
— Нет.
— Давай завтра возьмем по рабочему, одного оленевода,
всех оленей и махнем на Угольный Стан. Ребята тут рас-
чисткой просек займутся, а мы тем временем сдадим отчет,
в баньке попаримся — второй месяц не мылись.
— Баня-то куда ни шло, и без того каждый день то ванну,
то душ принимаем — дожди да броды замучили. А самое
вредное — кусты похлеще всякого банного веника проди-
рают. Ни одного дня за два с половиной месяца сухими не
были, только и сушимся ночью. А вот по жене и по радио
соскучился. Идем!
План с расчетом материальных сил, средств и обязан-
ностей был составлен моментально. День туда, день обратно,
день и две ночи на Стане. На пять уходящих по два куска
сахара, по два сухаря или пригоршня сухарных крошек,
табаку на десять папиросок. В лагере остается полторы
пачки махорки, крупа, чай, соль на четыре дня, сухарной
крошки — на два...
— Ничего, перебьетесь! В крайнем случае на рябчиков
нажимайте, дробовики вам оставляем. С собой берем только
карабин — вдруг медведь попадется.
— А спички? У кого есть спички?
У каждого обнаружилось от трех до семи спичек. Соеди-
нили все спички в две коробки. Сорок спичек остающимся,
восемнадцать — уходящим. Кроме того, в моей сумке ле-
жала почти полная коробка, завернутая в бересту. Об этом
НЗ я никому не сказал, а возможно, даже и забыл в тот день.
Остающимся посоветовал спичек не тратить, а поддерживать
костер круглые сутки и уж во всяком случае прикуривать
только от костра.
На следующий день, чуть забрезжило, сводный отряд от-
правился в путь. Утро выдалось ясное, солнечное после лег-
кого заморозка. Впереди ждали нас двадцать пять километ-
ров бездорожной дальневосточной тайги. Тайга везде тяжела
29
для ходьбы, а дальневосточная особенно. Идти по ней
не соскучишься — путь насыщен острыми ощущениями.
Развлечения начались сразу же на мари. Она простира-
лась полосой в четыре километра между лагерем и Огоджой.
Болото неглубокое, провалиться можно на полметра, редко
на метр, не глубже. Ниже его подстилает окаменевший
мерзлый слой грунта. Но вечномерзлый грунт делает воду
очень холодной, а мох хранит холод, скупо пропуская
солнечное тепло. Поверхность мари усеяна кочками. Чем
ближе к ручьям и речкам, тем выше кочки, а вода глубже.
Хорошо оленям — они «обуты» в меховую непромокаемую
шкуру, а копыта раздваиваются на мягком грунте и не про-
валиваются наподобие лыжных палок. Другое дело мы.
Обувь у нас хоть и резиновая, но с дырами. Как только
мы получали спецобувь, так сразу же провертывали дыры
около подошвы для того, чтобы вода выливалась свободно.
На Дальнем Востоке, как ни берегись, все равно вода на-
полнит сапоги, а каждый раз разуваться и выливать воду
невозможно — работать некогда будет.
Хождение по кочкам дальневосточной мари сродни цирко-
вому номеру хождения по проволоке. Нужно иметь отлич-
ный глазомер, обладать совершенным чувством равнове-
сия и уметь точно рассчитывать силу мышц, чтобы, прыгая
с кочки на кочку, во-первых, попасть на мизерную ее по-
верхность и, во-вторых, чтобы удержаться, когда это отнюдь
не монументальное сооружение из торфа и осоки начнет,
как живое, выворачиваться из-под ноги. Большинство
таежников ходят, не обращая внимания на кочки, это эко-
номит силы. Ну а рабочий моего отряда Иосиф Матюков
таежником не был и не постиг мудрости пренебрежительного
отношения к кочкам. Он не любил мочить ног и поэтому
передвигался прыжками, чтобы возможно меньше вода
попадала в его чуни.
Рослый и предприимчивый человек, он всего год назад
плавал механиком на малых судах дальневосточного торго-
вого флота. В тайгу он попал впервые, совершенно не
понимал ее очарования и здорового физического труда на
лоне дикой, не испорченной человеком природы и в сочных
выражениях проклинал тот день и час, когда он попал в
экспедицию.
Раз двадцать оступившись и раза два распластавшись
в болоте, он, наконец, оставил изнурительные прыжки.
Шлепая по торфяной жиже, он проклинал вселенную, ее
создателя и ни в чем не повинное человечество.
30
— Я вычеркиваю это паскудное лето из жизни! Разве
можно такое называть существованием?! И почему якуты не
вырубят эту гнусную тайгу? Ведь можно же гати постро-
ить — вон сколько леса!
Внезапно размеренная, в такт шагам речь прерывалась
быстрым речитативом. Это означало новое крушение. Иосиф
спотыкался и, стараясь сохранить равновесие, подпрыгивал.
Но ноги, опутанные багульником, отставали от получив-
шего поступательную инерцию туловища. Вытянув руки
вперед, он шлепался, подняв тучу брызг, и погружался
в мягкую торфяную постель. Карабин, болтавшийся у него
за спиной, по инерции продолжал двигаться, когда тело
уже закрепилось в болоте. Ремень не давал карабину пере-
лететь через голову Иосифа и с силой в четыре килограмма
вдавливал ее в холодную воду. Из-под бурой жижи разда-
ется бульканье. Поднимаясь, он первое время обчищается.
Но из-за частых падений работа по очистке костюма остав-
ляла его далеко позади всех идущих. Он бросал наводить
лоск и шел весь в буром торфе, с листочками багульника
в виде совокупного прообраза лешего и водяного.
Отряд еле поспевал за оленеводом — эвенком Николаем
Соловьевым, который без всякого усилия, как по торной
дороге, шел в своих олочьях впереди связанных цугом оле-
ней. Четыре километра по мари уже основательно вытряс-
ли наши силы, и, достигнув Огоджи, отряд сделал привал.
Разложили дымокурчик от докучливых комаров, закурили.