— И что вы думаете по этому поводу?
— Состояние оправы говорит о том, что на очки наступили. Но если тело сюда принесли, вполне возможно, что и очки тоже, причем они были уже разбиты. Скорее всего, на них наступили, но не здесь, а раньше, во время борьбы. Поэтому так важно собрать каждый кусочек.
— Но почему? — никак не мог понять я.
— Если мы соберем все осколки, которые сможем найти, и окажется, что их меньше, наша гипотеза найдет подтверждение и недостающие следует искать совсем в другом месте. Если же осколков наберется точно на две линзы, значит, очки были разбиты здесь.
Пока мы собирали осколки, официальные лица кружили с фонарями вокруг путей в надежде обнаружить шляпу. Когда все осколки были найдены и дальнейшие поиски с помощью лупы уже не приносили результатов, мы увидели, что блуждающие огоньки фонарей удалились на весьма приличное расстояние.
— Пока наши друзья не вернулись, мы можем рассмотреть наш улов, — предложил Торндайк.
Поставьте чемоданчик на траву у ограды — он послужит нам столом.
Достав из кармана письмо, Торндайк разложил его на чемоданчике и прижал парой камней, хотя ночь была безветренной. Потом он высыпал на бумагу содержимое пакетика и, тщательно разровняв осколки, какое-то время молча изучал их. Вдруг на лице его появилось какое-то странное выражение, и он стал энергично выбирать крупные осколки, раскладывая их на две карточки, вынутые им из футляра. После чего начал быстро и ловко складывать осколки вместе, пока на карточках не появились очертания восстановленных линз. Я с растущим волнением наблюдал за его манипуляциями: что-то подсказывало мне, что мы находимся на пороге открытия.
Через некоторое время на карточках появились два стеклянных овала, в которых не хватало всего лишь пары мелких осколков. Оставшиеся фрагменты были столь незначительными, что дальнейшая реконструкция не представлялась возможной. Торндайк поднял голову и тихо рассмеялся.
— Довольно неожиданный результат, — объявил он.
— А в чем дело?
— Разве вы не видите, друг мой? Здесь слишком много стекла. Мы почти полностью собрали линзы, а осколков осталось гораздо больше, чем требуется, чтобы заполнить пустоты.
Взглянув на кучку мелких осколков, я понял, что он прав. Они явно были лишними.
— Удивительно. И как вы это объясните?
— Ответ нам подскажут сами осколки, если мы сумеем найти к ним подход.
Торндайк снял карточки с линзами и осторожно опустил их на землю. Вынув из чемоданчика микроскоп, он установил на нем объектив с десятикратным увеличением и поместил на предметное стекло оставшуюся стеклянную мелочь. Направив на нее свет фонаря, мой друг стал сосредоточенно смотреть в окуляр.
— Ха! — наконец воскликнул он. — Интрига усложняется. Стекла здесь одновременно и много и мало. Иными словами, очкам принадлежит лишь пара осколков, которых явно недостаточно, чтобы полностью воссоздать линзы. Остальное — это мягкое, неровное формованное стекло, не имеющее ничего общего с твердым оптическим. Все эти посторонние осколки имеют изогнутую форму, что указывает на то, что они были частью цилиндра, скорее всего стакана или бокала.
Немного переместив предметное стекло, Торндайк продолжал:
— Нам повезло, Джервис. На одном из осколков видны две расходящиеся гравированные линии, образующие острие восьмиконечной звезды. А на другом я вижу три точки — скорее всего, это концы трех лучей. По ним мы можем судить о характере сосуда. Это был тонкий прозрачный стакан со звездами. Я думаю, вам знаком этот узор. Иногда его дополняет ободок с орнаментом, но чаще наносят одни звезды. Вот, взгляните.
Не успел я приложить глаз к окуляру, как появились инспектор с начальником станции. Вид мужчин, сидящих на земле с микроскопом, чрезвычайно развеселил инспектора, и он, уже не скрываясь, расхохотался.
— Извините, джентльмены, но такому тертому калачу, как я, все это кажется немного… ну, вы понимаете. Микроскоп — вещь, конечно, занимательная, но здесь от него мало толку, верно?
— Возможно, — не стал спорить Торндайк. — Кстати, вы нашли шляпу?
— Нет, ее не обнаружили, — признался инспектор.
— Тогда мы поможем вам в дальнейших поисках, если чуточку подождете.
Торндайк капнул на карточки немного ксилола, чтобы зафиксировать осколки в собранных линзах, и убрал их вместе с микроскопом в чемоданчик, после чего объявил, что мы готовы идти.
— Здесь рядом есть какое-нибудь жилье? — спросил он у начальника станции.
— Ближе Корфилда ничего нет, а до него около полумили.
— А где проходит ближайшая дорога?
— В трехстах ярдах отсюда есть заброшенная дорога, которую прокладывали к дому, который так и не построили. От нее к станции ведет тропинка.
— А еще какие-нибудь дома там есть?
— Только один, и от него до ближайшего жилья не меньше полумили. А других дорог здесь нет.
— Есть вероятность, что Бродский шел отсюда, ведь его нашли с этой стороны путей.
Инспектор согласился, и мы последовали за начальником станции к дому, попутно разглядывая землю у себя под ногами. Пустырь, по которому мы шли, зарос щавелем и крапивой. Надеясь найти шляпу, инспектор шарил фонарем по каждому пригорку и ворошил заросли носком ботинка. Через триста ярдов мы подошли к низкой ограде, за которой был виден сад с небольшим коттеджем. Инспектор стал яростно пинать крапиву, росшую у забора. Внезапно что-то звякнуло, послышался вопль, и инспектор, поджав ногу, отскочил, оглашая воздух проклятиями.
— Какой идиот бросил в крапиву эту дрянь! — возмущался он, потирая ушибленную ногу.
Торндайк поднял с земли металлический прут толщиной в три четверти дюйма и длиной около фута.
— Похоже, он здесь недавно, — заметил он, внимательно рассматривая прут в свете фонаря. — На нем совсем нет ржавчины.
— Мне от этого не легче, — проворчал инспектор. — По башке бы съездить того придурка, который бросил сюда эту железку.
Не обращая внимания на страдания инспектора, Торндайк продолжал рассматривать прут. Потом он поставил фонарь на ограду, вынул лупу и продолжил свое занятие с удвоенным усердием. Разъяренный инспектор захромал прочь, и вскоре мы услышали, как он отчаянно колотит в ворота.
— Будьте любезны, подайте мне предметное стекло с капелькой раствора, — попросил меня Торндайк. — К пруту прилипли какие-то волокна.
Подготовив необходимое, я передал его Торндайку вместе с пинцетом, иглой и покрывным стеклом и установил на садовой ограде микроскоп.
— Сочувствую инспектору, — заметил Торндайк, заглядывая в окуляр. — Но для нас это был поистине счастливый удар. Взгляните в микроскоп.
Расположив предметное стекло так, чтобы рассмотреть весь образец, я сообщил свое мнение:
— Красная шерсть, синий хлопок и желтые растительные волокна, похожие на джут.
— Все правильно. Та же комбинация волокон, что и на кусочке, застрявшем между зубами трупа, и, вероятно, из того же источника. Похоже, этот прут вытирали о ковер или штору, которой удушили беднягу Бродского. Мы в любом случае должны проникнуть в этот дом. Слишком явная улика, чтобы ею пренебречь.
Быстро упаковав чемоданчик, мы поспешили к воротам, где увидели обоих должностных лиц, задумчиво глядящих на заброшенную дорогу.
— В доме горит свет, но там никого нет, — сообщил инспектор. — Я уже много раз стучал, но никто не отзывается. И вообще, что мы здесь забыли? Шляпа, вероятно, лежит неподалеку от того места, где был найден труп, и утром мы ее обязательно разыщем.
Торндайк молча вошел в сад и, подойдя к двери дома, тихо постучал и приложил ухо к замочной скважине.
— Я же сказал, сэр, что там никого нет, — раздраженно бросил инспектор и, видя, что реакции не последовало, пошел прочь, сердито бормоча себе под нос.
Как только он отошел, Торндайк стал шарить лучом фонаря по двери, порогу, тропинке и небольшим клумбам, с одной из которых он поднял какой-то предмет.
— Весьма ценная улика, Джервис, — объявил он, выходя из ворот и показывая мне недокуренную папиросу.