Выбрать главу

Штерн Борис

Приключения инспектора Бел Амора

Об авторе

Десять лет назад, когда все были еще живы и даже здоровы, я писал предисловие к тому Бориса Штерна в серии «Новая Фантастика». (Том этот так и не вышел тогда по причинам, от нас не зависящим.) Десять лет миновало, но я и сейчас не хочу менять в этом предисловии ни единого слова.

Современная фантастика, фантастика XX века, обручена с юмором от рождения своего. Что естественно. Ведь современная фантастика — это, прежде всего, непривычный взгляд на привычный мир. Юмор, в сущности, это то же самое.

Кроме того, нетрудно видеть, что юмор в современной фантастике есть как бы и реакция жанра на мрачность перспективы.

Обнаружив в грядущем (после футурологических восторгов Века Пара и Электричества) тьму, ужас и Конец Света, фантастика не могла не искать хоть какого-то возражения этим перспективам.

Таким возражением мраку (в представлении умного человека) могут быть в первую очередь Ее Высочество Улыбка и Его Величество Смех.

Юмор — это остров в море отчаяния. Когда человек оказывается в положении, совсем уже безвыходном, ему приходится смеяться, дабы, потерявши все, сохранить хотя бы достоинство.

Юмор — это последнее, что остается человеку, прежде чем он безнадежно и окончательно превратится в страдающее животное.

Юмор и сострадание — в конечном итоге только они и делают человека человеком. Юмор и сострадание. Ирония и жалость.

Ибо сказано: «Где запрещено смеяться, там и плакать запрещено». Мы с вами это хорошо помним.

Говорят, великие писатели не благосклонны к юмору. Можно было бы возразить, назвавши Диккенса и Гоголя, Уэллса и Булгакова. Но в каком-то смысле это утверждение недалеко от истины. Только, пожалуй, правильнее было бы сказать: юмор великих своеобразен. Ибо сострадание в великом произведении всегда сильнее юмора, сострадание в великом произведении — сильнее всего, и заслоняет собою, и подавляет, и делает малозаметным и малозначительным все прочее. Но иногда смеяться — и означает сострадать. Именно так возникает сатира.

Современная фантастика изначально стремилась разрушать запреты, она смеялась и плакала там и тогда, где и когда полагала необходимым. За это ее у нас не любили особенно.

Борис Штерн родом из Одессы. (Совершенно неважно, где он родился и жил, — Одесса в его крови, как кислород, то есть всегда, пока он дышит.) Для человека родом из Одессы юмор есть обычное состояние организма, — причем это юмор особенный, специфический, настоенный на море, солнце и частном предпринимательстве. Фантастика, пропитанная ЭТИМ юмором, приобретает совершенно особенные, специфические черты, она делается не похожа ни на какую другую и абсолютно теряет способность адекватно переводиться на иностранные языки. Мне всегда представлялась дьявольски заманчивой идея: написать «Одесские рассказы» в жанре фантастики. Борис Штерн в значительной степени реализовал эту идею, и — благо ему!

Борис Штерн смеется НАД своими героями так легко и непринужденно потому, что он, как и всякий одессит, умеет и любит смеяться над собой.

Борис Штерн смеется ВМЕСТЕ со своими героями так аппетитно и заразительно, потому что он — один из них, и живет среди них, и никакой другой жизни не мыслит и не хочет.

Борис Штерн смеясь расстается с нашим невеселым прошлым.

У нас жутковатое прошлое — как хорошо, что оно миновало.

Борис Штерн смехом встречает наше будущее. Наше будущее, как сейчас все повадились говорить, неоднозначно. Но оно у нас есть! Это же прекрасно: у нас есть будущее!

Борис Штерн смеется, потому что, согласитесь, смешно плакать, когда жутковатое прошлое уже миновало, а впереди какоеникакое, но все-таки будущее.

Борис Штерн смеется. Давайте же смеяться вместе с ним.

И вот сегодня его нет с нами. Какая горькая и недобрая правда! Остался нам его замечательно смешной рассказ «Чья планета?» — может быть, лучший из такого рода рассказов в отечественной фантастике. Остался его роман «Эфиоп» — может быть, лучший из романов последнего десятилетия. Остались его книги, его смех, его шутки, память о нем осталась — память о добром, веселом, невероятно талантливом человеке, — о замечательном писателе, который был самобытен во всем, никогда никому не подражал и всегда был похож только на самого себя.

Б. Стругацкий

ЧЬЯ ПЛАНЕТА?

Земной разведывательный звездолет с бортовым номером Щ-2047 возвращался домой и забрел в скопление звездной пыли.

Место было мрачное, неизученное, а земляне искали здесь и везде кислородные миры — дышать уже было нечем.

Поэтому, когда звездолет подошел к кислородной планетке, робот Стабилизатор заорал нечеловеческим голосом: «Земля!», и лейтенант Бел Амор проснулся.

Тут же у них произошел чисто технический разговор, разбавленный юмором для большего интереса, — разговор, который обязаны произносить многострадальные герои фантастического жанра в порядке информации читателя о заселении планет, о разведке в космосе, о трудностях своей работы.

Закончив этот нудный разговор, они облегченно вздохнули и взялись за дело: нужно было ставить бакен.

Что такое бакен…

Это полый контейнер с передатчиком. По существу — обычный передатчик. Он сбрасывается на орбиту и беспрерывно сигналит: «Владения Земли, владения Земли, владения Земли…» На этот сигнал устремляются могучие военные звездолеты с переселенцами.

Все дела.

Несколько слов о Бел Аморе и Стабилизаторе. Лейтенант Бел Амор человек средних лет с сонными глазами, в разведке не бреется, предпочитает быть от начальства подальше, потому и застрял в лейтенантах. Не дурак, но умен в меру.

Анкетная биография не представляет интереса — родился, учился, женился. О Стабилизаторе и того меньше: трехметровый корабельный робот. Недурен собой, но дурак отменный.

Когда Бел Амор спит, Стабилизатор стоит на собачьей вахте: держится за штурвал, разглядывает компас и приборы.

Их придется на время покинуть, потому что события принимают неожиданный оборот. С другого конца пылевого скопления к планетке подкрадывается нежелательная персона — звездолет неземной цивилизации. Это новенький крейсер — настоящий супер-кварк, только что спущенный со стапелей.

Он патрулирует галактические окрестности и при случае не прочь застолбить подходящую планетку. Его жабообразной цивилизации как воздух нужна нефть… что-то они с ней делают. В капитанской рубке расположился капитан Квазирикс — толстая жаба с эполетами. Команда супер-кварка троекратно прыгает до потолка: открыта планета с нефтью, трехмесячный отпуск обеспечен.

Супер-кварк и земной разведчик приближаются к планетке и замечают друг друга. Возникает юридический казус: чья планета?

— У них орудия противозвездной артиллерии… — шепчет Стабилизатор.

— Сам вижу, — отвечает Бел Амор.

В местной системе галактик мир с недавних пор. Навоевались здорово, созвездия в развалинах, что ни день, кто-нибудь залетает в минные поля. Такая была конфронтация. А сейчас мир; худой, правда. Любой инцидент чреват, тем более есть любители инцидентов. Вот, к примеру: рядом с контр-адмиралом Квазириксом сидит его адъютант-лейтенант Квазиквакс.

— Квак, плевать на соглашение, — квакает адъютант-лейтенант. — Оно все равно временное. Один выстрел, и никто ничего никогда не узнает. А узнают принесем дипломатические извинения: ошиблись, квак, не разобрали в темноте, кто есть кто. Много их расплодилось, двуногих. Супер-кварк ни во что не ставят. Есть и такие.

— Будьте благоразумны, — отвечает ему контр-адмирал. — В последнюю войну вы еще головастиком были, а я уже командовал 1-м Квакзаиским ракетным дивизионом. Вы что-нибудь слышали о судьбе нейтральной цивилизации Журавров из одноименного скопления? Нет? Посмотрите в телескоп — клубы пепла до сих пор не рассеялись. Так что, если хотите воевать, то женитесь на эмансипированной лягушке и ходите за нее в атаки, квак. А инструкция гласит: с любым пришельцем по спорным вопросам завязывать мирные переговоры.