Опомнилась девочка только посреди площади перед огромным храмом с двумя башнями, увенчанными остроконечными шпилями. Странно, как же это она не увидела его раньше, ведь они с мамой точно проходили здесь. Безграничное детское воображение тут же превратило величественное здание в безмолвного стража, наблюдающего за всем происходящим вокруг. Окончательно уверившись в собственной безопасности, девочка быстро заглушила зыбкий голосок страха, влезающий в подсознание и, расправив подол юбочки, покрутилась, надеясь отыскать фургончик под ярким разноцветным навесом. Бесполезно. Он словно под воду канул. Паника настойчиво стучалась в сознание маленькой Хельги, заставляя слезы выступить на глазах. Нет, она не будет плакать! Она ни за что не порадует Матиаса рыданиями посреди улицы.
Собравшись с духом, девочка решила обойти площадь по периметру, заглядывая во все уголки и переулочки между зданиями. Злосчастный фургончик с мороженым должен быть где-то рядом! Должен!
Большинство прохожих не обращали никакого внимания на маленькую девочку, блуждающую в поисках мамы. Пока что ее это радовало, и когда какая-то статная пожилая дама остановилась, подозрительно разглядывая Хельгу, последняя быстро убежала, затерявшись в небольшой толпе молодежи, весело болтавшей на незнакомом языке. Родители всегда учили девочку не разговаривать с незнакомцами, и даже оказавшись в такой жуткой ситуации, она посчитала это крайней мерой для спасения.
Тем временем на улице потемнело, и тревога опять начала нарастать. Совсем выбившись из сил, Хельга подошла к угрюмым статуям в центре площади и обреченно уселась на бордюр, еще хранящий дневное тепло. Подперев голову руками, она лихорадочно размышляла, каким же чудом ей вернуться домой, к маме с папой, которые уже точно заметили ее отсутствие. Ох, и достанется же ей! И Матиас будет теперь долго над ней издеваться. Скоро на смену вечеру наступит ночь, все люди разойдутся по домам… Что же ей делать? Ночевать прямо на улице?
Мир перед глазами расплылся, превратившись в красочное пятно, глаза защипало, и горячие слезы покатились по щекам. Хельга просидела так достаточно долго, пока ее плеча не коснулась чья-то теплая рука.
– Почему ты плачешь? – Неуверенно прозвучал детский голос.
Вытерев глаза рукой, девочка обернулась, готовясь тут же сорваться с места и убежать. Фонари на площади зажглись несколько минут назад, так что она вполне могла рассмотреть копну светлых волос, пухлые щечки и огромные зеленые глаза, наблюдающие за ней с неподдельным интересом. Мальчик крепко сжимал в руках веревочку ярко-желтого воздушного шарика. Не дождавшись ответа, он покрутился и, убедившись, что рядом с ней нет никого из знакомых ей взрослых, он тихо спросил:
– Ты что, одна здесь?
Прошло двенадцать лет, а Хельга до сих пор не могла объяснить, почему она тогда утвердительно кивнула, отбросив намерения удрать от незнакомца. Может потому что он был примерно ее возраста, а может из-за того искреннего сочувствия и понимания, которое излучал его взгляд.
Опустившись рядом на постамент, мальчик достал из нагрудного кармана своей футболки-поло аккуратно сложенный платочек и, протянув его Хельге, вздохнул, произнеся лишь одно слово:
– Мама.
Словно этого слова было достаточно, чтоб объяснить, почему у него есть с собой аккуратный накрахмаленный платочек в клеточку. Мама Хельги, Элла, тоже всегда заботливо снабжала дочь чистыми платочками, раскладывая их по всем карманам, что не мешало девочке их регулярно терять.
– Я Оливер, – деловито протягивая руку, представился мальчик.
– Хельга, – ответила она, и, поколебавшись, неуверенно пожала его мягкую ладонь.
– Ты потерялась или убежал из дома? – Спросил он, улыбаясь. – Просто, если второе, то я не смогу позвать своих родителей, чтоб они помогли тебе. Наверное, тем, кто убегает из дому, не нравится, когда их ловят.
Хельга неожиданно для себя рассмеялась и покачала головой, давая понять, что никуда она не убегала. По крайней мере, специально.
– А ты знаешь свой адрес? – Оливер посмотрел в сторону кафе, летняя площадка которого была заполнена людьми. Видимо, где-то там сидели и его родители.
Конечно, она знала. Мама заставила Хельгу наизусть выучить адрес и номер телефона как только девочка научилась хорошо говорить. Сама она ни за что не найдет нужную улицу среди сотен похожих, но ведь кто-то сможет. Получив утвердительный ответ, Оливер поднялся и вручил Хельге веревочку от воздушного шарика, болтающего над головами детей, словно солнце.
– На, подержи. А я пойду, позову маму. Ты только не бойся и подожди нас, хорошо? Моя мама точно знает что делать. Не представляю, как у нее это получается, но она всегда все знает.
– Но зачем мне шарик? – Хельга удивленно подняла брови.
Оливер хмыкнул и, пожав плечами, сказал:
– Посмотри, как здесь много людей. Как я снова найду тебя, если ты передумаешь и убежишь? Мне же только шесть.
Сердце наконец утихомирилось и, замедлив ритм, постепенно возвращалось к нормальному биению, чего нельзя было сказать о силах, которые возвращаться и не думали. Ну что же, хорошего понемножку. Приложив немало усилий, Хельга все же поднялась и, расстегнув пальто, нырнула рукой под шарф и стянула с шеи тонкую цепочку. Ключ, оказавшийся в ее ладони, несмотря на свои весьма скромные размеры, показался неправдоподобно тяжелым, словно весил около тонны.
Дверь поддалась лишь со второго раза. С трудом открывшись, она впустила девушку в пустынную прихожую. Не решаясь включить свет, Хельга на ощупь двинулась по коридору. Она знала эту квартиру как свои пять пальцев и могла с закрытыми глазами маневрировать среди мебели, что уж говорить о возможности ориентироваться при полном ее отсутствии.
Шаги наполняли пустую квартиру гулким эхом, разбавляя скорбную тишину жизнью, которая осмелилась так непрошено ворваться сюда. В прохладном воздухе навязчиво витал запах пустоты, которая появилась вместе с черной всепоглощающей дырой, стоило Оливеру уйти. Дойдя до спальни, Хельга обернулась, дабы убедиться, что оставила дверь открытой. Даже мысль о том, чтобы закрыть единственный выход из места, куда она поклялась больше никогда не приходить, была невыносимой.
Сквозь окно спальни пробивался тусклый свет уличных фонарей. Стекла, затянутые причудливыми морозными узорами, словно тонкая грань, разделяли две реальности, разрываясь между которыми девушка провела последние месяцы. Воспоминания, проклятые демоны, рвались наружу, зажимая голову в стальные тиски и нещадно терзая больное сердце.
Заправив за ухо прядь непослушных волос, Хельга прошла вглубь комнаты. Дойдя до угла, она осторожно наступила на нужную дощечку паркета, и та отозвалась протяжным скрипом. Хельга грустно улыбнулась и опустилась на пыльный пол. Секунды сменялись минутами, а она так и не решалась приподнять расшатанную паркетину, чтоб достать из тайника то, за чем, собственно, и пришла сюда. От долгого неподвижного сидения тело онемело, потеряв чувствительность. Закусив губу, Хельга скользнула непослушными пальцами по гладкому паркету и, зацепившись за неровный край, вытащила одну дощечку. Последующие две с легкостью отделились друг от друга, как детали детского конструктора.
В небольшой выемке была спрятана маленькая коробочка из-под леденцов. Изображение на крышечке давно стерлось, сменившись десятками тонких царапин, придавая незатейливой жестянке особый винтажный шарм.
Прижав к груди находку, Хельга поспешно отползла в угол комнаты и удобно села, вытянув затекшие ноги. Ласково поглаживая исцарапанный метал, словно величайшую драгоценность, девушка наконец-то позволила себе расслабиться. Она здесь. Она сделала это.