Выбрать главу

Арчибальд (вежливо). Как всегда, в детективном жанре?

Шеф (спокойно). Не имею возможности заниматься чем-нибудь более глубоким. Нужно делать быстро и рентабельно.

Арчибальд (вздыхает). Жизнь сурова! Я бы не смог.

Шеф. Я знаю. Хорошо, что я могу.

Арчибальд (рассмеявшись, любезно). Какой вы забавный! Я вас очень люблю. (Выходит легкой походкой.)

Шеф (кричит ему вслед.) Я вас тоже! (Труде, доверительно.) Самое забавное то, что это правда. Этот мыслитель скорее глуп, нежели зол. На словах готов мир взорвать, а на деле мухи не обидит. Для того, чтобы делать зло, он слишком эгоистичен и вял.

Вдали слышен странный птичий крик.

(Делает раздраженный жест и продолжает диктовать.) «Его сопровождала жена, маленькая, нервная, подвижная особа, элегантная и еще очень хорошенькая. Лицо ее, на котором застыло тоскливое и недоверчивое выражение, говорило о постоянной агрессивности и неудовлетворенности».

Замечает Люси, которая вошла и, уязвленная, слушает конец фразы.

(Грубо кричит ей.) Чего еще тебе надо?

Люси (неожиданно язвительно). Это обо мне? Не так ли?

Шеф (в сердцах). Ну что тебе нужно? Это моя история. Низкопробный полицейский роман. Чтоб дрожала от страха модисточка в пригородной электричке. Вот и все. Чего тебе надо? Я думал, ты опаздываешь.

Люси. У девочек всю ночь была рвота. У них температура. Вчера вечером наелись неизвестно чего, – вечно шарят в холодильнике! Может быть, врача нужно вызвать? Рыдают, боятся, что умрут, а я не могу пропустить эту демонстрацию в защиту детей зомба. И через пять минут такси приедет.

Труда (вставая). Идите, мадам, я сейчас пойду успокою их и полечу.

Люси (собираясь уходить, нервно). Голосят: «Мама! мама!» Невыносимо! Ни минуты покоя!

Труда. Я их успокою. Я хорошо это умею делать!

Люси. Право, не знаю, могу ли я вас об этом просить, мадемуазель, и ребенок Розы тоже орет. Наверное, пеленки мокрые. Настоящий бордель!

Шеф (Труде). Бордель. Начинаете понимать? Это и есть французский язык!

Труда. Я сейчас всех успокою. Не беспокойтесь. Я очень хорошо умею это делать. (Быстро выходит.)

Люси (дождавшись, когда Труда выйдет, холодно). Девчонка просто клад. Идиотка, но сокровище! (Посмотрев на себя в зеркало.) Ну конечно! Шиньон сбился! Перчатки черт знает кому отдали чистить. Сели. Жмут. Хороша я буду на этой демонстрации. И туфли жмут.

Шеф. Но ведь вы демонстрируете босиком.

Люси. Вначале. Для фотографов. Но потом ведь их придется надеть снова. (Стуча высокими каблуками, вихрем вылетает из комнаты.)

Шеф берет листки, оставленные Трудой. Задумывается над заглавием.

Шеф (один). «Птички гадят повсюду». Нужно будет обыграть гуано. Хотя бы для алиби. Все такие мнительные.

Артур (входя, смущенно). Папа.

Шеф. Да.

Артур. Я тебе не сказал. Вчера ночью, когда я разбил фару, похоже, я немножко толкнул велосипедиста. Он меня нашел. Он внизу. Жутко скандалит. Так. Всего лишь ушиб. Но ты ведь знаешь эту публику. Попытка скрыться – это чревато неприятностями. (Изображает из Себя маленького трогательного мальчика. Неуклюже добавляет.) Мне очень жаль. Я тебя опять отвлекаю.

Шеф (смотрит на него спокойно). Вот уже двадцать три года.

Артур (вяло зубоскаля). Ты преувеличиваешь! Двадцать два с половиной. У меня день рождения в октябре. (Неожиданно.) Знаешь, какой бы мне хотелось подарок? Правда, немножко дороговато, но зато доставило бы мне настоящее удовольствие.

Шеф (спокойно). Не все сразу. А не то лошадь может откинуть копыта, и вам придется двигаться дальше на своих двоих.

Артур (с исказившимся лицом). О! Вечные твои словечки! Думаешь, нам от тебя одни радости? Об этом ты себя никогда не спрашивал?

Шеф (твердо). Никогда. Потому-то и чувствую себя почти хорошо. (Уходит.)

Артур (оставшись один, пожимает плечами). Какая тьма эгоистов на планете. Почти четыре миллиарда, а к кому обратиться не знаешь. (Слоняется по комнате, подбирает сигарету на столе Шефа, роется в бумагах.) А! Старый пират! Порядочно уже надиктовал. Малышка его вдохновляет… «Птички гадят повсюду». Потрясающее название, но что бы это могло значить?

Входят Люси и Арчибальд. Они в отчаянии.

Арчибальд (падая в кресло). Просто плакать впору! Ну и бордель.

Артур. Что так?

Люси. Таксист не захотел нас везти.

Арчибальд (мрачно). Денег у нас, изволите ли видеть, нет.

Артур. Нужно было сказать, что машина нужна отцу. Не знаю, что уж у них там такое было в молодости, но таксисты его обожают.

Арчибальд. Этот трюк до нас уже проделала Роза.

Люси. Потаскушка!

Арчибальд. Остается утешаться тем, что ее он тоже не взял. (Горько.) Это общество решительно невыносимо! Ни шагу нельзя ступить без денег!

Артур (мягко, серьезно). А если поездом поехать?

Арчибальд презрительно на него смотрит. Люси пожимает плечами. Раздается странный птичий крик. Никто не обращает на него внимания. Затемнение.

Акт второй

Освещается комната, где спят Труда и дочери Люси, тринадцати и четырнадцати лет. Полумрак. Девочки в изнеможении лежат на своих кроватях. Приподнимаются на мгновение, прислушиваясь, вновь падают навзничь. Входит Труда. Из открытой в коридор двери просачивается свет.

Девочки (в полумраке). Ох! Ох! Ох! Ох!

Труда. Что у вас болит?

Девочки. Живот… Живот…

Труда. Рвота была?

Девочки (стонут). Всю ночь… Всю ночь…

Труда (раздвигает оконные занавески, комнату заливает свет). Где термометр?

Девочки (вопят). Разбился… Но мы измерили… до того как разбился… Было тридцать девять или, нет, сорок… или даже сорок два! Нет! Идиотка! Так не бывает! Сама кретинка! Почему это не бывает? Когда сильно болеешь, бывает и сорок два.

Труда (заподозрив неладное, стаскивает с них одеяло). А ну-ка посмотрите на меня обе!

Девочки (подскакивают на кровати как бесенята). Это все неправда! Это все неправда! Мы не больные! Это мы чтобы маме насолить!

Труда (выходя из себя). Oh! Eine Pest seid ihr! Jhr haltet mich zum Narren[2]

Девочки (хватают Труду и заставляют ее крутиться волчком). Плевать! Не старайся, мы все равно по-немецки не понимаем! Это чтобы вызвать тебя! Чтобы ты только пришла! (Танцуют дикий индейский танец вокруг Труды, ласкают ее, растрепывают прическу, тормошат, поют, покрывают Труду поцелуями, лохматят ее, волокут на кровать, наваливаются на нее.)

Труда (отбивается, ругаясь по-немецки). Hцrt auf! Blцde Gдnse! Прекратите! Сумасшедшие, глупые, испорченные девчонки! Hцrt auf! Вы заслуживаете порки!

Девочки неожиданно выпускают ее.

Девочки (приближаясь, вкрадчиво). О! Да! Мы это обожаем! Высеки нас, Трудочка! Высеки! По попе! И как можно больнее!

Труда (высвободившись наконец, растрепанная, перестав понимать, что происходит). Зачем вы это сделали? Зачем вы это сделали? Я же вам верю, я всегда верю!

Девочки (подлизываясь). Мы хотели, чтобы ты пришла и поиграла с нами… И еще мы хотели маме навредить. Смылась с утра пораньше, надела перчаточки, шляпку, туфельки, взяла сумочку. Она всегда смывается. У нее всегда другие дела. Она должна заняться детьми зомба. А мы опять сиди одни. Нам уже даже дурачиться не хочется. (Задрав сзади ночные рубашки, изображают демонстрантов с воображаемыми плакатами в руках.) Верните мать детям! Мать – детям! Мать – детям! Мы тоже пойдем на демонстрацию к Бастилии! (С притворной робостью подходят к Труде.) Труда, миленькая Труда, дай нам шоколад в постель…

вернуться

2

Ох, беда с вами! Вы меня дурачите! (нем.).