Выбрать главу

Путешествие по Северу России в 1791 году.

Петр Иванович Челищев - близкий друг А.Н.Радищева, его соученик по Санкт-Петербургскому пажескому корпусу и Лейпцигскому университету. За отсутствием улик он не был привлечен по делу Радищева, но находился под сильным влиянием его гуманистических идей. Через десять месяцев после ссылки друга в Сибирь в 1791 г. Челищев предпринял путешествие по северному краю, во время которого вел "подробный журнал", в который день за днем записывал ценнейшие сведения экономического и этнографического характера

Дневник П. И. Челищева издан под наблюдением Л. Н. Майкова.

С.-ПЕТЕРБУРГ. 1886.

Издаваемый ныне дневник путешествия по северной России в 1791 году составляет большую, переплетенную в корешок, рукопись листового формата, писанную на 368 листах рукою писца, но с многочисленными и обширными дополнениями и приписками другой руки, без сомнения — автора. Рукопись украшена несколькими рисунками, чертежами и картами, из коих одни деланы от руки чернилом, а другие представляют как бы пробные оттиски с гравированных досок, приготовленных для печати. Рукопись эта принадлежит графу Сергию Дмитриевичу Шереметеву, который приобрел ее в Москве, в 1883 году.

Имя и фамилия автора дневника не указаны в его заглавии, но усматриваются из самого сочинения (стр. 73, 123, 125 и 238): это был отставной секунд-майор Петр Челищев. В литературе нашей есть несколько сведений об этом лице, которые и приводим здесь[ 1 ].

Петр Иванович Челищев родился 14-го августа 1745 года. Он происходил из дворян Смоленской губернии и был сын воронежского гарнизонного секунд-майора. 1-го января 1762 года он был принят в пажеский корпус и пробыл в этом заведении четыре с небольшим года. В то же время обучался там и Ал. Н. Радищев, известный впоследствии автор «Путешествия из Петербурга в Москву», книги, возбудившей крайнее неудовольствие императрицы Екатерины П. Основанный в 1759 году, пажеский корпус в первое время своего существования успел переменить нескольких начальников, так называемых гофмейстеров: с января 1762 года им управлял временно француз Моранбер, а в апреле того же года его заместил немец Ротштейн. Под гофмейстерством сего последнего Челищев и находился во всю бытность свою в корпусе. Порядок воспитания и обучения в этом заведении был установлен при самом его открытии первым пажеским гофмейстером бароном Чуди, но не далее как в 1765 году потребовалось уже составлять новый класс для обучения пажей, что и было возложено на известного Г.-Фр. Миллера. Как по первоначальному учреждению барона Чуди, так и по плану Миллера, предполагалось не только давать пажам элементарное гуманное образование, но и обучать их военным и юридическим наукам, чтобы приготовить из них людей, годных как к военной, так и к гражданской службе. На сколько достигались в действительности эти широкие цели, по крайней мере, в первой половине 1760-х годов, можно судить потому, что и лучше из пажей того времени, принадлежавшие к одному с Челищевым выпуску, оказались малосведущими даже в немецком языке.

В начале 1766 года императрица Екатерина пожелала отправить нескольких воспитанников пажеского корпуса за границу для изучения наук в Лейпцигском университете. В числе выбранных двенадцати юношей находились и Челищев с Радищевым. Для надзора за молодыми людьми назначен был особый гофмейстер, майор Бокум, а в качестве духовника при них находился иеромонах Павел. Бокум оказался грубым и корыстолюбивым человеком: он не только не умел стать в добрые отношения к молодым людям, но и всячески притеснял их и доводил почти до отчаяния. Нарушение Бокумом данной ему инструкции (собственноручно написанной императрицею) доходило до крайних пределов. Об успехах русских студентов в науках он ничего не доносил в Петербург и только жаловался на их дурное поведение. Молодые люди в свою очередь жаловались на него, но в течение нескольких лет положение их не становилось от того лучше. Только в 1769 году объявлено было русским студентам благоволение императрицы за их прилежание и успехи. Из относящихся к тому же году сведений видно, что молодые люди должны были слушать в университете лекции философии, истории, математики, физики и юридических наук.

Челищев пробыл в Лейпциг до половины 1770 года: в этом году, 25-го мая, состоялось именное повеление Бокуму отправить обратно в Россию Челищева и его товарища князя Трубецкого, выдав им на проезд по сто червонцев. Вызванные прибыли в Петербург в исходе 1770 года, совершив с немалою опасностью осеннее плавание по Балтийскому морю, и объяснениями своими разоблачили поступки Бокума с порученными ему молодыми людьми.

Пребывание в Лейпцигском университете доставило Челищеву возможность приобрести хорошее образование. В числе профессоров, которых он мог слушать там, было несколько пользовавшихся большою известностью, в том числе Геллерт, преподававший словесные науки, и Эрнест Платнер, читавший философию и физиологию. Платнер в своем преподавании старался сближать отвлеченную науку с насущными потребностями жизни, затрагивал социальные вопросы, подвергал критике существующие законы и общественные порядки, указывал вопиющую неправду в отношениях между бедными и богатыми, сытыми и голодными и т. п. Влияние Платнера на Челищева не подлежит сомнению и доказывается многими страницами его путевого дневника.

О службе Челищева по возвращении в Россию ничего почти не известно. Во всяком случае, видного служебного положения он не успел приобрести и в 1790 году был только секунд-майором в отставке. Когда, в июле этого года, поднялась тревога по поводу изданного Радищевым «Путешествия из Петербурга в Москву», императрица возымела подозрение, что Челищев принимал участие в сочинении и печатании этой книги. Очевидно, что Челищев был на дурном счету при дворе. Впрочем, подозрение это оказалось несправедливым, и Челищев не подвергся никакому преследованию.

В мае 1791 года Челищев предпринял путешествие по северным областям России, при чем проехал в направлении с юго-запада на северо-восток Олонецкую губернию, посетил средние части губернии Архангельской, западные уезды Вологодской губернии и восточные — Новгородской; в декабре 1791 года он уже возвратился в Петербург. Путешествие это было совершено Челищевым на свой счет; странствовал он один, в сопровождении лишь нескольких своих слуг. Главным, по видимому, побуждением, которое руководило Челищевым, была любознательность; быть может, также и то, что, как человек, искренно религиозный, он желал поклониться многочисленным святыням Русского севера. Самые разнообразные предметы привлекали внимание его во время странствования, начиная от памятников благочестия и древности до мелких подробностей народного быта и состава чиновников в посещенных им городах; но в особенности занимало его все, что касается народного благосостояния: Челищев с живым сочувствием относится к бодрому и трудолюбивому населению Русского севера, обстоятельно описывает разнообразные его промыслы и нередко высказывает горькое сожаление о том небрежении к народным нуждам, которое обнаруживают правительственные лица и представители духовного сословия, обязанные пещись о развитии нравственных и материальных сил народа. Злоупотребления иностранцев в торговле и притеснения с их стороны русским промышленникам вызывают горячее его негодование. Весьма замечательны обильные статистические данные, сообщаемые Челищевым; по всей вероятности, они получены им от местных чиновников. Довольно много встречается у него и сведений исторических; автор почерпал их, как из устных рассказов, так и из письменных источников, которые не упускал случаев разыскивать и просматривать в разных местах; некоторые промахи в исторических его показаниях легко объясняются отсутствием в его руках общих пособий для справок. При всей своей набожности, Челищев является, однако, человеком своего века в отношении к предметам религиозным: он строго осуждает суеверие народа, а в расколе видит только «густой туман лжеверия». Во всяком случае, путевые записки Челищева представляют чрезвычайно богатый материал для изучения народной жизни Русского севера в конце прошлого века и, вместе с тем, свидетельствуют, что автор их был человек светлого ума, дельного образования и благородного, независимого образа мыслей.