КОРНЮДЕ. Мадам, я восхищён вами! Франция восхищена вами! Этот подвиг достоин ордена! Отныне и навеки я ваш покорный слуга! И я припадаю перед вами на колено, мадам! (Встал перед Пышкой на колено.)
ПЫШКА. Он сам виноват…
ХОЗЯИН (потерял интерес к телу немца). Давайте, что ли отметим это дело. Хлопнем, так сказать, винца за убиенного молодца. Ну, чем я не поэт? (Смеётся, откупорил бутылку, налил, и отправился к молодой монашке. Пьет с ней на брудершафт, целуется, ощупывает.)
КОРНЮДЕ. Я предлагаю тост, господа. За наш героический подвиг, господа. За Францию, господа. За Францию могучую и непобедимую. А она была, есть и будет таковой, покуда есть мы, господа. Борцы, обличители и герои. За нас, господа!
ВСЕ. За нас!
Выпили, едят колбасу.
И тут…
Немец вскочил с пола.
Монашки взвизгнули и кинулись прочь.
Граф, графиня и чета Луазо в мгновенье ока очутились в поле для классиков. Запрыгали. Заскакали. Танцуют.
Корнюде сел, установил себе на колени сапоги немца. Нюхает их. Опомнился, бросил сапоги на пол.
ХОЗЯИН. Здорово вы, сударь, ударились. Разбежались и прям головой об стену так — бах. Искру аж высекло. Пожару чуть не наделали. Мы думали, всё вам — капут.
ХОЗЯИН. Здорово, говорю, вы, сударь, ударились.
ХОЗЯИН. Сильна, я гаварить, ви, сударь, стукнулся…
ОФИЦЕР. Не надо делать из меня дурак! Ето мазель ударить миня этим штучка-дрючка. И я есть очень злой. Я буду фсех фас пытать боно калёным железяка, а потом расстрелять. Завтра пытать и расстрелять.
Но я ни буду фас пытать и расстрелять, если мазель будит меня утешить. Тогда я отпустить фас.
ПЫШКА. Ни за что!
ОФИЦЕР. Тогда я пытать фас калёным железяка и расстрелять.
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Давайте я, сударь, буду вас утешать.
ОФИЦЕР. Фи? Фи изволить смеяться?
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ (прихорашивается). Отчего ж, сударь, я очень даже искусна в некоторых, так сказать, вещах… Дорогой, подтверди…
Г-Ф ЮБЕР. Да я б не…
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Цыц! Подтверждай!
Г-Ф ЮБЕР. Точно так, сударь.
ОФИЦЕР. Мочать! Фи есть страшный и безобразный усатый дубина и миня есть тошнить от фас.
Г-ЖА ЛУАЗО. Тогда я, может, подойду вам, сударь?
ОФИЦЕР. И фи мочать! Я любить горячий мазель. А фи ни есть горячий мазель. Фи есть бремно. Яцно? Я хотеть мазель.
ОФИЦЕР. Так мазель согласен?
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Мазель согласна.
ПЫШКА. Ни за что!
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. А я говорю, мазель согласна.
ОФИЦЕР. Мочать, усатый дубина! Я спрашивать мазель. Мазель согласен?
ПЫШКА. Нет.
ОФИЦЕР. Тогда я фсех расстрелять до смерть.
ПЫШКА. Мы не боимся смерти, сударь. Здесь все до одного герои.
Г-Ф ЮБЕР. Не скажите, мадам…
ОФИЦЕР. Мазель согласен?
ПЫШКА. Нет.
ОФИЦЕР. Карашо. Я давать вам думать до утро. А потом калёный железяка очинь боно-боно и расстрелять.
ПЫШКА. Как вам угодно, сударь.
ОФИЦЕР. Я давать думать. (Пошёл наверх, зевает.) А фи смотреть ни убегать, а то я фас ни расстрелять, а садить на кол. А сидеть на кол очинь боно.
Ушёл.
Бесконечная пауза.
ХОЗЯИН. Дааа… Вот вы и отъездились, господа. Сочувствую. Сбежать не сбежишь. В каждом доме солдафоны. Придётся помирать…
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Как это? Это никак не возможно. Решительно никак не возможно. Я еще должна сделать самое главное дело своей жизни. Я должна удалить усы новым раствором господина Гильотена…