Тогда я спросил господина Путина о «коррупционных» отставках в силовых структурах, которые случились накануне. Было любопытно, случайно ли эти отставки совпали по времени с посланием господина Путина. Не начало ли это реализации идей, заложенных в послании? И не последуют ли за отставками госслужащих «отставки» бизнесменов? (Судя по тому, что председатель Совета Федерации господин Миронов подписывает представления на снятие депутатской неприкосновенности с сенаторов, не чуждых бизнеса, последуют.)
– Это, конечно, не совпадение, – заявил президент. – Специально к посланию этого, конечно, никто не делал. Работа логически подошла к тому завершению, которое мы с вами видим. Работа не закончена, и не только в сфере таможни.
Ключевой в ответе была, разумеется, последняя фраза.
Глава ВГТРК попросил уточнить, что для господина Путина главное в послании. Президент ответил, что экономика. Но снова – по той причине, что «мощь государства определяется прежде всего экономической мощью… Сначала Карл Маркс, а потом Фрейд и прочие…»
Корреспондента «Труда» Ольгу Соломонову интересовали поиски преемника. Владимир Путин ответил так, что мало не показалось:
– Я думал об этом с 1999 года, как минимум с 2000-го, сразу после президентских выборов. И сейчас думаю. У меня есть определенное представление о том, как можно было бы выстраивать ситуацию в стране в тот период. С тем, чтобы не дестабилизировать ее. Не пугать людей. С тем, чтобы бизнес не пугать. Вы знаете, в бизнесе, может быть, что-то кому-нибудь нравится, а кому-то не нравится. А есть такие, которым нравится то, что происходило с известной компанией. Есть те, которые специально подрабатывали эту ситуацию. Но в целом все – и бизнес, и рядовые граждане – дорожат ситуацией, которая сложилась сегодня. Спокойная, ровная, стабильная ситуация.
Трудно сказать, почему господин Путин, размышляя о преемнике, сразу вспомнил про компанию «ЮКОС» и ее главу Михаила Ходорковского. Это очень трудно сказать.
– И представители бизнеса, – продолжил он, – и рядовые граждане – все задумываются о том, что будет после рубежа 2008 года. Все об этом думают. Я это тоже понимаю. И я не считаю и вправе говорить: все, ребята, я пост сдал, привет горячий. А там как хотите, так и разбирайтесь. Так не будет, конечно. Я буду ответственно относиться к исполнению своего долга до последней минуты исполнения обязанностей президента страны. Это значит, что я должен думать о том, как будет развиваться ситуация. Вообще, как мне представляется, если начать навязывать кого-то, то реакция может быть обратной. Но я считаю себя вправе высказать свою точку зрения и свое мнение. По тому или иному кандидату. Я тоже гражданин России и имею право на свое мнение. И я это сделаю.
Президент, таким образом, предупредил, что до марта 2008 года его не надо считать «хромой уткой» и что он приложит усилия для того, чтобы никто его ею не считал. Для этого ему придется как можно позже озвучить стране свое мнение как гражданина России.
Ненадолго президент вернулся к посланию и своей делающейся на глазах знаменитой фразе про оголодавшего волка и подтвердил, что у него было желание добавить еще несколько слов.
– Но я боялся, что меня дальше понесет, не смогу остановиться, – честно признался президент.
Появились вопросы у Николая Сванидзе. Он спросил, не означает ли все это «ужесточения международной линии».
– Нет, не означает, – ответил господин Путин. – Как это ни странно звучит, совсем не означает. Это означает только одно: мы будем отстаивать свои интересы. У наших заокеанских друзей зона национальных интересов – весь земной шар. И они не стесняются об этом говорить. Просто они прямо об этом заявляют. А наши где тогда интересы? Вот ваши где? Я бы не хотел, чтобы, когда я говорю «наши», вы думали, что это – мои. Я через два года уйду. А ваши – где? Ваших детей, внуков? Мы хотим жить с ними нормально. Мы хотим с ними дружить. Мы хотим, чтобы они чувствовали в нас партнеров. Относились к нам с уважением. Лес есть лес, нас же медведями называют, русских людей! Здесь нет ничего особенного.
Господин Путин дал понять, что считает не оправдавшимися надежды заокеанских друзей на то, развал Советского Союза – только первый этап развала России.
– Они должны это осознать, – заявил он. – И начать относиться к нам с уважением. Так же, как и мы к ним относимся.
Фраза господина Путина о том, что он уйдет через два года, произнесенная в таком нервном напряжении, стоила, на мой взгляд, всех разговоров о его третьем сроке. Уйдет.
– Что касается оборонной стратегии: если проводить мирную внешнюю политику, действительно мирную, а не так, как в Советском Союзе говорили: «Миролюбивая внешняя политика». – продолжил господин Путин. – Так вот, если не совать свой нос в чужие дела и не объявлять весь мир зоной своего влияния, то для обеспечения собственной безопасности нам имеющихся ресурсов вполне достаточно для того, чтобы абсолютно надежно гарантировать нашу безопасность, несмотря ни на какие-то там чьи-то перспективные разработки. Потому что асимметричный ответ всегда в десять раз дешевле.
После этого президента спросили про Украину. Кто-то из сотрудников ВГТРК интересовался, не стоит ли начать пользоваться, как когда-то в Германии, концепцией «разделенной страны», говоря об Украине и России (в надежде, видимо, что произойдет воссоединение). По мнению Путина – не стоит, потому что «разделение Германий произошло в результате войны, борьбы с нацизмом, в соответствии с тем, как были определены зоны оккупации».
И снова он решил высказаться на тему, которой раньше никогда не касался.
– Есть ли что-то политическое в энергетике и т. д.?.. Прежде всего наши решения по повышению цен на газ для Украины – это экономические решения. Почему мы должны 15 лет… Нам до сих пор пытаются сказать, что мы резко там… Как резко? 15 лет!.. И каждый год говорим одно и то же, каждый год. А в прошлом году начали с марта… Договорились. Они просто не хотят! Договориться договорились – на крыло, все, и не поймать было никого за хвост, никто разговаривать не хочет! Довели специально до ноября, когда начали кричать: «Караул, грабят!» Зима, дети, пенсионеры. А у нас тоже зима и тоже дети и пенсионеры… Но есть какой-то политический аспект? Есть он или его нет? Ну, есть, наверное. Одно дело, когда вы говорите: «Это наше общее культурно-историческое пространство», а другое дело, когда они говорят: «Знаете что, ребята, вы так считаете, а у нас свое мнение». Это говорит нам сегодняшнее руководство Украины. Мы пойдем вот туда – и говорят нам, куда. Ну что мы можем сделать?
Владимир Путин сделал небольшую паузу – кажется, только для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.
– Мы признаем вас легитимной властью. Вы приняли такое решение, – продолжил он. – Ну, пожалуйста, но почему мы должны платить за те решения, которые считаем ошибочными и политически, и экономически? В начале прошлого года я ездил в Киев, встречался с Юлией Владимировной (Тимошенко. – А. К.), когда она была премьером, и с Виктором Андреевичем (Ющенко, президентом Украины. – А. К.). Они мне уже тогда сказали, что намерены повысить социальные расходы – пенсии, пособия – на 24 %. Я тоже у себя в стране, может, хотел бы поднять на 24 %, но у нас экономика не позволяет. У нас денег-то больше в несколько раз, чем у них. Но мы считаем, что макроэкономические показатели не дают нам такой возможности, если мы хотим сохранять здоровую экономику. И я их спрашиваю: «Как же вы?» «Мы справимся, мы сделаем то, то… Мы там то продадим, то отберем, мы закроем внутренние офшорки…» Ну, хорошо, может быть, и справитесь. Оказалось, что не справились. Но почему мы должны платить за эти ошибки? Почему мы должны оплачивать эту ошибочную, на мой взгляд, экономическую политику? А в политике? Они хотят туда вступить, сюда вступить. Кто хочет их принимать, пусть тот тогда и платит. Мыто почему?