23–29 марта
Никакого прогресса. Приезжаю к нему каждый день. Ладно, хоть Сан Саныч открывает ворота. Тамара даже кормила меня пару раз. Но Ян меня просто не видит. Он читает, слушает музыку, ложится спать. Может пойти в душ, правда, голым и полуголым он оттуда всё-таки не выходит. Как-то затеял приборку в комнате. Как-то полчаса болтал с кем-то по-английски по телефону. Я каждый день делаю попытки поговорить. Что толку от повторенного двадцать раз «Ян!», или «Давай поговорим», или «Идиот, я же тебя люблю», или «Прости меня, хотя я не виноват», или «Мне плохо без тебя». Он даже головы не поворачивает в мою сторону. Хоть бы «отъебись» сказал — это волшебное, сладкое слово.
Я не знаю, что делать. Отчаяние. Иногда звонят Дюха и Кот, никуда не зовут, понимают. Только спрашивают:
— Как сегодня?
30 марта
Утром за завтраком отец мне говорит:
— Ты очень плохо выглядишь, сын… У тебя что-то болит или что-то произошло?
Киваю головой.
— Так болит или что случилось?
Вновь киваю. Отец в недоумении. Подключается Светуля, и не в бровь, а прямо в глаз:
— Из-за Яна?
Я киваю. Но тут же спрашиваю:
— Он ведь был у вас неделю назад. Что с ним?
— Полагаю то же, что и с тобой!
Я удивляюсь.
— Если это так, то с этим он к вам и не пришёл бы.
— А он ко мне и не с этим приходил, — улыбается Светуля. — Это был плановый осмотр, думаем снимать его с учёта. И считаю, что это ты его вылечил, Мишка.
— Тогда не торопитесь снимать с учёта, доктора уволили… — чувствую, слёзы близко. Встаю, ухожу к себе в комнату.
Но побыть одному всё равно не дают. Стук в дверь, и заходит Светуля.
— Давай поговорим о Яне.
— Мне неудобно об этом с вами говорить…
— Об этом, это о том, что ты влюблён и не знаешь, что с этим делать?
Я густо покраснел и судорожно сглотнул.
— Не совсем. Я не знаю, как его вернуть.
— Из-за чего вы поругались?
— На самом деле недоразумение. Он думает, что я делал вид, что люблю его, в душу влез. Он мне почти всё про себя рассказал, на кладбище возил… А типа я на самом деле добивался, чтобы он внешне изменился, перестал быть розовым. Он считает, что я его ломал так… ну, любовью… Что я ему лгал всё это время. А это не так. Я изменить его хотел только в самом начале, а потом мне это… почти не важно было. И вот…
— А поговорить с ним откровенно?
— Он не хочет, он делает вид, что меня рядом нет… Я каждый день пытаюсь.
— А как ты думаешь, чего он от тебя ждёт?
— Чтобы я убрался.
— Это вряд ли, ты его единственный друг… Подумай! Ему должно быть что-то важно в ваших отношениях. Может, он чего-нибудь добивался?
Я покраснел ещё гуще, вспомнив стриптиз и все эти пируэты на столе и под столом.
— Тётя Света, я тупой! Я не понимаю его, я его новогодний подарок-то только через два месяца «расшифровал». Вы, наверное, сразу поняли, почему он мне тогда стразики и тушь подарил.
— Да, это было очевидно, он отдавал тебе часть себя. Поэтому он и не хотел, чтобы мы видели этот подарок.
— Вот видите, а я тугодумом оказался…
— Ну, а ты не сдавайся и подумай получше, что бы он принял от тебя? Ну, не страдай так! Не растравляй себя понапрасну. Где твой хвалёный рацио?
Она собралась уже выходить, как я решил ей сказать всё:
— Теть Свет, а мы ведь с Яном… э-э-э, любовью занимались…
— Любовью всё-таки… ты, конечно, понимаешь, что отец переживает всё это тяжело.
— Он знает???
— А ты как думаешь?
— Как ужасно. Он меня презирает?
— Дурачок ты, Мишка! Переживает и презирает — это, по-моему, противоположные понятия. Ты сейчас о Яне своём подумай. Вытаскивай его, а то опять засосёт его депрессия…
И Светуля вышла из комнаты.
Сначала я мучился от осознания того, что же отец думает обо мне. Потом мучился, силясь понять Янку. А ночью, я опять танцевал пасодобль, но вот только кое-что было по-другому в этом танце…
31 марта
Не иду сегодня к Яну. У меня важное дело. Даже два дела. Немного боюсь.
Вечером Светуля меня одобрила, а отец сказал, что я не сын, а кретин и пьяница. Ну ладно, хоть не гей!
1 апреля
Немного страшно идти в школу. Машка смотрит на меня с обожанием. Хоть кто-то!
Но я иду. Назад дороги нет.
Когда я захожу в школу, то мне кажется, что я слышу, как тараканы бегут под полом. Затыкаются даже мелкие. Но я иду, ни с кем не разговариваю, уже поздно, так и на урок можно опоздать. В коридоре меня догоняет Дюха, ударяет по плечу и ржёт: «Ну ты встрял, чувак!» Я так ему благодарен, Дюха — мой лучший друг. Мы вместе заходим в класс. У всех у наших столбняк.
Ян уже на месте, шарит в рюкзаке. Я подхожу к парте. По-моему, он услышал тишину, поэтому поднял голову. Его сияющие чёрные плошки в пол лица стали ещё больше и круглее. Он открыл рот:
— Миша?
— Да, Ян. Я решил, что ничего больше не буду тебе говорить. Раз ты не хочешь…
Ян восторженно разглядывает меня:
— Ну, ты и урод! Ты в курсе?
— Главное, что ты в курсе…
Ян ошеломлённо трогает мои розовые волосы, мой пирсинг в брови, и его напульсники на руках… Краситься его тушью и наклеивать страз я всё же не стал, не смог…
— Ты не боишься, что мы с мужиками тебя бить будем? — начинает хохотать Ян.
— Не страшно, — отвечаю я.
Мужики в виде Мухи, Кота, Лешика и Дюхи, стоящие за мной, тоже начали хохотать…
Впервые за последние десять дней мне хорошо.
Когда начался урок, Нина Петровна упорно называла меня Яном. Ян толкнул меня локтем, не могу, мол, решить, и двигает свою тетрадь, а там между строк с цифрами и логарифмами гелевой ручкой написано:
«Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, РОЗОВЫЙ УБЛЮДОК!»
========== Эпилог ==========
— Эй ты, розарий недоделанный, фига ли ты остановился?
— Хочу помучить тебя!
— А не боишься, что прилетит?
— Как прилетит, так и вылетит!
— Урод! Щекотка — это не смешно-о-о-о! У тебя же были другие планы, ты подбирался к моей заднице! Вот и подбирайся дальше!
— Планы поменялись! Я устал. Ну, правда! Неужели ты ещё можешь?
— Какой у меня ленивый любовник! Фи!
Это мы лежим в день последнего звонка, сбежав с вечерних мероприятий ко мне домой.
— Хочу, чтобы ты сказал мне это! — это требую розовый я.
— Мой любовник не только ленивый, но и тупой! Сколько можно говорить?
— Ну… у меня от этих слов и настроение, и член поднимаются, а лень пропадает!
— Я люблю тебя… доволен? — Янке пришлось говорить мне эти слова уже много раз.
— А скажи честно, с какого момента ты влюбился?
— Я-то? Я ещё первого сентября. Знаешь, как ты меня назвал тогда? «Монстрила». Ласково так. Ну, и я запал на тебя!
— Круто! А я в бассейне, когда увидел тебя в этом костюме… Ихтиандр!
— А вот у меня тоже есть вопрос. Ты бальными танцами, что ли, занимался раньше?
— Не-а, никогда!
— Тогда при чём здесь пасодобль?
— О-о-о, это длинная история, поросёнок, а времени уже много, сейчас отец придёт. Одевайся, не будем шокировать заслуженного хирурга, нам надо ещё ему сообщить, что мы поступать вместе поедем.
— Вот всегда так, на самом интересном месте!..