— Я ведь не сдержусь, тебя урою… не посмотрю на твою инвалидность!
— Может, я мазохист? Может, я страстно хочу, чтобы ты меня урыл? — лукаво промурлыкал Яночка, и потом он лизнул меня по щеке.
— Ты что, гнида, делаешь?
— Пытаюсь понравиться. Вдруг ты мне как другу разрешишь краситься!
— Опять прикупил краску?
— Да вот подумываю тату вместо подводки сделать, а то встречи с вами становятся разорительными.
— Ты идиот?
— Всё возможно.
— Слушай сюда, идиот всевозможный! Если ты не будешь жить по нашим правилам, тебе здесь не учиться. Понял? Ищи себе другую школу…
И тут на самом интересном месте писклявый возглас!
— Миша!
Оглядываюсь, ко мне бежит Машильда, то есть Машка, сестра.
Пришлось оторваться от нашего милого разговора. Машка же подбежала, нагло обняла братца за талию, кокетливо заморгала и выдала:
— Миша, ты же обещал меня познакомить со своим одноклассником!
Вот убил бы!
— Ну вот, знакомься, это Ян, — я делаю доброжелательный тон, — а это моя младшая сеструха — Мария.
— Привет, Мария, — он ещё ей и подмигнул, урод.
— Вы, наверное, договариваетесь о каком-то деле? Возьмите меня к себе «в дело»!
— Маш, это наши взрослые дела, шуруй давай на уроки.
— А почему ты Яна в гости к нам не пригласишь, раз вы такие друзья?
— Да вот как раз стоим, договариваемся, как будем в гости друг к другу ходить! — лукаво сообщает розовый.
— Ян, какой у тебя классный макияж!
— Спасибочки. Брату твоему вот не нравится.
— Да что он понимает! У тебя сегодня ещё блистючки нет.
— Я не успел наклеить… хочешь — сама наклей!
Он спускается по ограде вниз на корточки, вынимает из своей красной куртки коробочку и выуживает стразу. Подставляет своё лицо Машке, улыбается, тварь, протягивает ей стразу на пальце:
— Там на обратной стороне липкую бумажку надо убрать и можно приклеивать, давай, детка!
Он её назвал «деткой»? Машка благоговейно взяла стразу с его пальца, отклеила липучку и прижала «блистючку» к краю глаза, а потом ещё и по щеке своего божка розового погладила:
— Краси-и-иво!
Я за пиджак вернул урода в вертикальное положение и шепнул ему в ухо: «Убью!»
Взял крепко Машку за руку и повёл в школу мимо парней, которые всё ещё стояли на крыльце.
23–27 сентября
Конечно, он не образумился ни разу. Опять крашеный приходит в школу. Мы изводили его как могли. Подножки, подсечки, ежедневное умывание, подъёбки на уроках. Пару раз побили после уроков. В пятницу вместо умывания, наоборот, раскрасили ему лицо тенями голубыми, румянами, губной помадой, растрепали волосы и вылили полфлакона лака для волос, которые пожертвовала Малявина. Чудо из розового превратилось в голубое! И что вы думаете? После этого он именно в таком виде явился на алгебру. Математичка орала, урок сорван! Яночку отправили к Дирику.
Нам Лёшик потом рассказывал, что Ян молчал в кабинете директора, не сказал ни слова. Но Пал Палыча не так просто обмануть, дир всыпал своему сыну и велел передать всем нам, чтобы «ребёнка не трогали, ему и так плохо». Почему ему «плохо», Лёха не выяснил.
29 сентября
Розовый не пришёл в школу. Скучно. Интересно, он заболел? Или переводится в другую школу? Хм, у меня даже его телефона нет… А если бы был, неужели позвонил бы?
30 сентября
Розовый опять в школе, сидит в своих наушниках за последней партой.
— М-м-м… Я уж понадеялся, что ты в другую школу удрал, — вместо приветствия сказал я.
— Не дождёшься.
— А где был-то?
— Отвали, заботливый!
Зашла Марта, и разговор сразу закончился.
— Ян, ты справку принёс? — любимый училкин вопрос.
— Да.
Он передал Марте Ивановне бумажку с печатью. У класснухи дурная привычка документы устраивать под стекло письменного стола. На перемене, делая вид, что заинтересован отметками, трусь около Марты. На Яночкиной справке из поликлиники корявым почерком что-то написано — не разобрать. Но вот подпись я разобрал — справку Яночке выдал отец.
Спросить у отца о Яне? Может, он что-то как раз про шрамы скажет? А что спросить? Да и потом, я отца знаю, нифига он не скажет! Зыркнет и пробурчит:
— Это не твоё дело!
Так уже было и не раз.
4 октября
Физры сегодня нет, вместо уроков — день учителя. Бегаем, суетимся, подарки дарим, доучиваем текст песен, в школе музыка, шары. Воеводина убедила меня для сцены замазать жёлтые фингалы тональным кремом. Мы выступаем на концерте. Я согласился на такое святотатство, ведь никто не заметит издалека. Милка убежала за кремом куда-то. Через пять минут вернулась довольная.
— Садись, милок! Глазки закрой…
Я послушно сел, закрыл глаза. Милка начала замазывать синяки кремом аккуратными движениями. Крем приятно пах. Вдруг голос:
— У меня и стразы с собой, могу выделить!
Я даже застонал: Милка крем взяла у розового. Вот попадалово!
— Яночка, иди на хуй!
— На твой? Пока не готов, прости, — ядовито ухмыльнулся он.
Милка возмутилась:
— Фига ли вы материтесь? Ян, выйди, плиз! Я крем сейчас отдам.
— Да не надо, я Михаилу дарю, ему нужнее пока…
Я зарычал. Яночка вылетел из каморки, на концерте его не было.
6–11 октября
Яночка, видимо, тактику сменил. Все уроки сидит вполоборота, смотрит на меня, всем видом показывает, что любуется. Лыбится в ответ на мои гневные взгляды.
— Хватит меня рассматривать, дыру протрёшь… — шепчу я придурку.
— Протру, — соглашается он шёпотом и продолжает пялиться. И так все уроки.
На большой перемене мы вновь его моем, просто ритуал какой-то! Я его бью в грудь и ору в ухо:
— Хватит вести себя как пидорас, будешь разглядывать меня — я за себя не ручаюсь!
Он героически хрипит в ответ:
— Ой, дяденька, вы всё только обещаете и обещаете…
Ему прилетело ещё раз. Видимо, крепко, на последних уроках его не было. А ведь это его любимая история.
Но на следующий день на паре биологии Яночка припух окончательно. Он не только продолжал мне лыбиться и пялиться на меня… Все склонились над тетрадями, заполняя очередную таблицу. Вдруг чувствую руку на своей коленке, причём она не просто лежит, а поглаживает, продвигается по ноге наверх. Ян, урод! Короче, я врезал ему прямо на уроке в челюсть. Он свалился со стула под подоконник. В этот раз в кабинете Пал Палыча был я.
Выслушал длинную речь о товариществе и благородстве. Выслушал недоумение в свой адрес, что, мол, никак не ожидал! Выслушал даже угрозу сообщить о СИСТЕМАТИЧЕСКИХ избиениях подростка-ангелочка не только отцу, но и тренеру в секцию бокса. Систематических, значит… учителя, конечно, не совсем слепые, а может, и Лёшик пробалтывается. Но я молчал, оправдываться не буду.
После школы я успел розового перехватить, вернее догнать уже на улице, схватив за капюшон. Вцепился ему в плечо и поволок за школу.
— Ты мало получаешь, что ли, гнида? Зачем ты меня достаёшь?
— Тебе разве не понравилось?
— Мне не может это понравиться. Пидорас тут ты!
— М-м-м. А я думаю, что ты ко мне пристал и никак не отлепишься!
— Только посмей ещё раз…
— Миш, а ты просто пересядь от меня, вон дружок твой, Муха, один за партой сидит, по-любому тебя ждёт обратно, вздыхает горько! Пересядь!