Над каминной доской висел большой фотопортрет леди Фаррен, сделанный, видимо, совсем недавно, так как точную копию этого портрета он видел в кабинете сэра Джона. Другая фотография леди Фаррен стояла на письменном столе. Как предположил Блэк, Мэри было в то время около двадцати лег. Прелестная, скромная девушка, с длинными, развевающимися волосами, а не с более короткой стрижкой, как на первом снимке.
Блэк прошелся по балкону и представился пожилой леди, сидящей в кресле-коляске, как друг сэра Джона Фаррена.
У мисс Марш были седые, почти белые волосы, голубые глаза и резко очерченный тонкий рог. По короткой фразе, брошенной ею своей компаньонке, которая после этого немедленно вышла из комнаты, оставив их вдвоем, Блэк решил, что старая леди достаточно крута с теми, кто ей прислуживает. Тем не менее казалось, что она рада видеть Блэка. Она сразу же справилась о здоровье сэра Джона и сделала это с неподдельной озабоченностью, а затем поинтересовалась, не найдены ли причины, объясняющие случившуюся трагедию.
– Я сожалею, но пока должен огорчить вас, – ответил Блэк. – Собственно говоря, я приехал сюда, чтобы спросить вас, что вы знаете и что можете сказать обо всем этом деле. Вы ведь знали леди Фаррен лучше, чем кто-либо из нас, даже ее собственный муж. Сэр Джон полагает, что у вас могут быть соображения на этот счет.
Мисс Марш взглянула на него с удивлением.
– Но я же написала и сообщила сэру Джону, что была ошеломлена и полностью поставлена в тупик этим кошмарным событием, – произнесла она. – Я приложила к своему также последнее письмо Мэри. Разве он вам не говорил об этом?
– Да, – сказал Блэк, – я видел это письмо. А у вас есть другие?
– Я храню все ее письма, – запричитала мисс Марш. – Она писала мне регулярно, почти раз в неделю, после того как вышла замуж. Если сэр Джон хочет, чтобы я выслала ему все письма, я с радостью готова это сделать. Нет ни одного письма, в котором бы не выражался ее полный восторг и любовь к мужу, удовлетворенность жизнью в новом доме. Единственное, о чем она сожалела, была моя неспособность заставить себя расшевелиться и навестить ее. Но вы же видите сами, что я почти инвалид.
«Ты выглядишь еще достаточно здоровой и энергичной, – подумал Блэк, – но, может быть, ты просто не хочешь ехать». А вслух произнес:
– Я полагаю, что вы и ваша племянница были сильно привязаны друг к другу?
– Я глубоко любила Мэри и думаю, что то же чувство она испытывала и ко мне, – поспешно ответила старая леди. – Господь знает, что временами я могу быть придирчивой, но казалось, что Мэри на это практически не обращала внимания. Она была такой добродушной и с очень мягким характером.
– Вы очень сожалели, потеряв ее, когда она вышла замуж и уехала?
– Конечно, я сожалела. Я ужасно о ней скучала, да и сейчас скучаю. Но вполне понятно, что главным для меня было ее счастье.
– Сэр Джон сказал мне, что выделил вам деньги на покрытие расходов по содержанию вашей компаньонки.
– Да. Это было очень благородно с его стороны. Как вы думаете, он продолжит выплачивать деньги? Интонация ее голоса, прозвучавшая в этой фразе, была резкой. Блэк подумал, что его первоначальный вывод о том, что мисс Марш не принадлежит к числу тех, кто полностью игнорирует деньги, вероятнее всего, был обоснованным.
– Сэр Джон не говорил об этом. Однако я чувствую, что, если бы были какие-то изменения, он вам сообщил бы сам или же через своего адвоката, – сказал Блэк.
Он взглянул на руки мисс Марш. Ее кисти медленно и ритмично похлопывали по подлокотникам кресла-коляски, выдавая нервозное состояние хозяйки.
– Я хотел бы спросить, не известно ли вам о чем-либо таком в прошлом вашей племянницы, что бы могло привести ее к мысли о самоубийстве? – задал он вопрос старой леди.
Она вздрогнула испуганно.
– Что вы имеете в виду?
– Например, любовная история, закончившаяся разладом, или помолвка…
– Господи спаси, ничего подобного.
Просто любопытно. Казалось, она ожидала чего-то другого и вздохнула с облегчением, когда он задал именно этот вопрос.
– Сэр Джон был единственной любовью Мэри. Она вела довольно уединенную жизнь вместе со мной, должна вам сказать. Не так много молодых людей в округе. Даже в Лозанне она не стремилась войти в круг близких ей по возрасту. Это не потому, что она была исключительно застенчивой или осторожной. Просто по причине природной сдержанности.
– А как насчет школьных друзей?
– Я сама давала ей уроки, когда она была маленькой. Затем она проучилась несколько семестров в Лозанне, когда стала постарше, но посещала занятия только днем. А жили мы совсем рядом, в пансионате. Я припоминаю одну или двух ее подруг, приходивших на чай. Но никаких более близких друзей.
– У вас сохранились какие-нибудь ее фотографии этого периода?
– Конечно, довольно много. Они все в альбоме. Не угодно ли вам посмотреть их?
– Я думаю, да. Сэр Джон показывал мне несколько снимков, но все они были сделаны уже после их бракосочетания.
Мисс Марш указала ему на письменный стол в гостиной, попросила открыть второй ящик и взять там альбом. Затем она надела очки, открыла его, а он пододвинул стул и сел рядом с ней.
Они просмотрели наугад несколько страниц. На них были многочисленные снимки, но ни один не представил особого интереса. Леди Фаррен одна. Мисс Марш одна. Леди Фаррен и мисс Марш в группе с другими. Снимки виллы. Виды в Лозанне. Блэк переворачивал страницы. Похоже, что ключа к тайне в них не содержалось.
– Это все? – спросил он.
– Я думаю, что да, – ответила мисс Марш. – Она была такой прелестной девочкой, не правда ли? Эти теплые карие глаза. Какая ужасная трагедия… Бедный сэр Джон.
– Я заметил, что у вас нет ни одного снимка, сделанного в период, когда она была ребенком. На тех, которые есть у вас, как мне кажется, ей уже больше пятнадцати.
Сначала была заметная пауза, затем мисс Марш ответила:
– Нет… кажется, нет… Я думаю, что у меня раньше не было фотоаппарата.
У Блэка был хорошо тренированный слух. Для него не составляло никакого труда определить фальшь. Определенно мисс Марш почему-то говорила неправду. Почему?
– Жалко, – проговорил он. – Я всегда думал, что интерес состоит в том, какую трансформацию претерпело лицо ребенка в лице взрослого человека. Моя жена и я просто не представляем, чтобы у нас не было альбома снимков нашего первенца.
– Конечно. Это была глупость с моей стороны, не так ли? – согласилась мисс Марш.
Она положила альбом на стол прямо перед собой.
– Я думаю, что у вас есть снимки, сделанные в фотографии? – спросил Блэк.
– Нет, – сказала мисс Марш, – или, вернее, возможно, что я их имела, но, должно быть, потеряла. Вы знаете, это могло случиться во время нашего переезда. Мы перебрались сюда, когда Мэри исполнилось пятнадцать лет. До этого мы жили в Лозанне.
– Мне помнится, сэр Джон говорил, что вы удочерили Мэри, когда ей было пять лет?
– Да. Ей вот-вот должно было исполниться пять.
Блэк опять заметил мимолетное замешательство и какую-то фальшь в ее голосе.
– У вас есть какие-то фотографии родителей леди Фаррен?
– Нет.
– Но, как я понимаю, ее отец был единственным вашим братом?
– Да, моим единственным братом.
– Что заставило вас удочерить леди Фаррен?
– Мать умерла, а брат не знал, как обращаться с ней. Дело в том, что она была довольно чувствительным и своенравным ребенком. Мы с братом оба понимали, что это будет лучшим выходом для всех нас.