Будем честны: эмоции – это дело женщин. В них мы разбираемся досконально. Это наша область. Нам просто лучше удается этот перформанс: истерические припадки, швыряние бьющимися предметами, плач и судорожный смех, цитирование советчиков по отношениям между мужчиной и женщиной; или сидеть, рыдая, в ванне и слушать Рэнди Кроуфорда – какая-нибудь причина для этого всегда найдется.
Единственное чувство, которое открыто может демонстрировать мужчина, – это любовь к нам. Ну, может быть, еще холодную ярость, когда какая-нибудь улитка женского рода в «фиате пунто» неуверенно тормозит прямо перед его носом, хотя зеленый сигнал еще вовсю горит. Потому что после зеленого, как известно, иногда абсолютно неожиданно включается желтый – а от семидесяти шести часов учебной езды должен же быть хоть какой-то толк.
Но вернемся к Хонке. Этот мужчина был таким необременительным, таким совершенным, таким невыносимо скучным, таким простым и ужаааасно любящим, что я два с половиной года не могла решиться расстаться с ним.
Два с половиной года я стеснялась сказать ему, что не люблю его, потому что боялась, как бы он не обвинил в этом себя. Никакой уважительной причины для разрыва мне просто в голову не приходило.
Я крепилась и обманывала его время от времени с какими-нибудь прыщавыми ди-джеями или легко соблазняемыми волейболистами, просто, чтобы потом рассказывать своим детям и внукам о бурной юности.
Случилось то, что должно было случиться. Хонка меня покинул. На занятиях бегом трусцой он столкнулся с плотной, коренастой женщиной, помощницей аптекаря, при этом вывихнул плечо, и там же на месте был взят в оборот этой тумбой в юбке. Все абсолютно очевидно: мягкость требует твердости. Тому, кто понимает женщин, требуется домоправительница. Мужчине-рохле необходима женщина-шеф.
Все разъяснилось, когда однажды вечером, незадолго до передачи «Тема дня», Хонка взял меня за руку и попросил о разговоре.
«Ах, ты мой маленький», – подумала я, заранее поскучнев. «Ну, что еще опять?» Я вдруг испугалась предложения руки и сердца. Или вдруг он захочет обсудить подарок моим родителям на Рождество? В любом случае я внутренне приготовилась отразить атаку и не очень-то слушала, когда он начал говорить.
«Куколка, – прошелестел Хонка, и я подавила зевок. – Куколка, я полюбил другую женщину и хочу уйти от тебя».
Минуты две я непонимающе пялилась на него.
«Ну вот, собственно, говорить больше не о чем, – сказал он наконец, чтобы что-то сказать. – Ты хочешь, чтобы я ушел сейчас же?»
Я все еще таращилась на него, как будто… ну да, таращилась, как на мужчину, который тебя бросает, но которого ты не любишь. Это особенно стыдно. Я думаю, все уже привыкли к тому, что мужчины бросают тех, кто вовсе не хочет быть брошенным. Это настоящая боль, исполненная драматизма и достойная уважения. Об этом написаны романы и книги полезных советов, как вести себя в подобной ситуации. Это пережил каждый. Тут требуется сочувствие, и никто не упрекнет, если ты за три недели прибавишь четыре килограмма исключительно с горя.
Но никто и не остается целых два с половиной года с мужчиной из жалости и – скажем прямо – из трусости, чтобы потом быть им брошенной. Можно было бы сэкономить кучу времени!
«Видишь, – говорила позже моя подруга Ибо, – тебе надо было бросить его гораздо раньше».
«Конечно, я бы его бросила раньше, если бы знала заранее, что он меня бросит!»
Дискутировать, право, излишне.
В любом случае, я не стала возражать Хонке. Он повторил свой вопрос:
«Куколка, ты хочешь, чтобы я ушел сейчас же? Я бы еще с удовольствием посмотрел „Тему дня"».
Я взглянула на часы, пожала плечами и сказала: «Я умирала от скуки с тобой два с половиной года, получасом больше – ничего не решает».
Да, я знаю, это дешево и абсолютно не стильно. Я вовсе не горжусь этим. И я очень переживала, что не смогла удержаться от такой низости.
Хонка, как всегда, не подумал обо мне плохо. Так или иначе, он еще посмотрел «Тему дня», прежде чем исчезнуть из моей жизни, чтобы соединиться с помощницей аптекаря.
Сегодня Хонки возглавляет предприятие, производящее наконечники для клистирных трубок. Сам Хонка, насколько мне известно, в третий раз посещает курсы для будущих рожениц.
Какой идиот утверждал, что опыт делает людей умнее? Едва было решила (после Хонки) никогда больше не связываться с мужчинами, потому что они будят мои худшие качества, – но ничего из этого не вышло. К сожалению, я никогда не влюблялась в мужчин, которых считала достойными людьми. Все они стали моими лучшими друзьями: Том, который выглядит потрясающе сексуально, поверяет мне свои проблемы с липшим весом и не доверяет ни одной женщине, которая принимает его всерьез.
Йо, поэт, такой умный и нежный. Ему подошла бы дипломированная мисс Мира, которая возбуждается от просмотра какой-нибудь тематической передачи по культуре.
Франк женат в третий раз. И опять удачно. Счастливец.
Я же, скорее, несчастна. Нет, несчастна – неверное слово. Но что-то постоянно не так. Каким-то образом я зациклена на своих проблемах. Они – мои верные спутники, заботятся, чтобы мне было чем заняться и о чем поговорить.
Я не особенно часто цитирую классиков немецкой словесности, – хватает с меня и современников: Элли МакБил, Зайнфельд и Ксавье Найда, – но сейчас вдруг вспомнился Гёте, который писал:
«Ничто не переносится трудней,
Чем череда вполне хороших дней».[2]
Он, право, не глуп, этот Гёте. Я и сама не смогла бы лучше выразить.
Если на вчерашней вечеринке я казалась себе неотразимой, значит, с утра мне гарантирован прыщ на подбородке. И как раз такой, который болит, даже если до него не дотрагиваться.
Если после смурной ночки я решаю молча и тихо покинуть апартаменты, гарантировано, что мою машину оттащили эвакуаторы. Мне приходится возвращаться и униженно просить позволения позвонить в полицию.
Если я рано ложусь спать, то, скорее всего, не услышу будильника утром.
Если я не пью вечером спиртного, с утра у меня все равно болит голова и опухают веки.
Если я влюбляюсь, то не в того.
Если меня бросают, то как раз те, кто нужен.
Если я худею, то исключительно за счет жидкости.
Если я получаю в подарок проигрыватель для CD, то бурно выражаю свою радость, хотя точно знаю, что никогда не смогу научиться им пользоваться.
Со мной все время что-нибудь случается. Но по-другому я и не хочу. Стоит мне решить одну проблему, сразу же возникает другая.
Но был в моей жизни момент, когда мне показалось, что все проблемы разом улетучились.
Когда я познакомилась с Филиппом фон Бюловом, мне почудилось, что небеса разверзлись и Иисус лично приказал: «Теперь, друзья мои, очередь вон той малышки!»
5:38
Если ты хочешь, чтобы любимый спутник жизни обнял тебя, нужно прошептать ему в ухо: «С добрым утром, Бюлов-медвежонок» и потом немного громче: «Я уже проснулась. Ты еще спишь, мой любимый?» Я не люблю просыпаться одна. Никогда так не делаю. Я плохо переношу, когда человек, лежащий со мной рядом, просыпается первым. Мне кажется, что мной пренебрегли, я чувствую себя одинокой и потерянной, лучше поспать еще, чем переживать, что проснулась одна. Я даже выработала особую методу, как разбудить друга так, чтобы он думал, будто проснулся сам. Или придумываю оправдание для столь раннего пробуждения: «мне приснился дурной сон», «тебе приснился дурной сон», «ты громко храпишь» или «мне кажется, на кухне кто-то есть».
Я все еще не определилась, какую стратегию применить нынче утром; пока же я подныриваю поближе к моему сладкому, протягиваю с любовью руку… как вдруг вовремя вспоминаю, что больше не люблю Филиппа фон Бюлова. Как раз со вчерашнего вечера.