Выбрать главу

<tab>Мужчина тоже в футляре, хотя и выходит на улицу. Я это вижу. Его оболочка даже сильнее и крепче. Ни с кем во дворе он не перебросился даже словечком… Его походка, его зыркание глазами как бы говорят: «Кабы чего не вышло…» И жизнь в этом совместном футляре делает их обоих мертвецами при жизни. Но если у Чехова причиной «футлярности» является пошлость и плебейское низкопоклонство, то у этой семьи напротив нечто другое. Возможно, страх?»</i>

<tab>Перевариваю. Почему-то вспотели руки. Я понял, что Марек ждёт оценки: он впервые посмотрел на меня! И я не смог выдержать взгляд — требовательный и безучастный одновременно. Надо что-то сказать… Может, писал не он? Эти несвойственные юношам слова: «окуляры негодны», «он много старше», «заочные знакомцы», «плебейское низкопоклонство». Это пристрастие к парцелляции и инверсии¹. Но главное: что за пример? Подсмотренная чужая жизнь, домысленная и сворованная трагедия?

<tab>— Э-э-э… Марек, буду откровенен. Это не то, что надо. Начал за здравие, окончил… — отвернувшись к окну, медленно начал я. На подоконнике стоял бинокль. Вот ведь мелкий любопытный аутист! Вытаскивает свой веснушчатый нос из норы, чтобы жить чужой жизнью. Впрочем, нужно анализировать. — Э-э-э… С точки зрения грамотности твой текст хорош, ты не боишься использовать деепричастные обороты, сложные конструкции предложений. Но… Содержание… Ты ушёл от темы. Нужно было остаться в контексте чеховских рассказов. Пример с семьёй из дома напротив неудачен и даже аморален. Во-первых, их трагедия — инвалидность жены — вполне понятный и очень интимный повод отгораживаться от общества. Чехов же говорил о социальной футлярности… Во-вторых, ты очень категорично выносишь диагноз их отношениям. Но ведь они за стеклом и даже за двумя стёклами. Ты не знаешь их историю, не слышишь, о чём они говорят, да и видишь только одну комнату, как я понял. В-третьих, ты задаёшь вопросы и не отвечаешь на них. Вот здесь! Нужно ли вырываться из футляров? Ты не дал ответа. И даже не попытался рассуждать об этом. И есть ещё один момент: нет в сочинении твоей личной позиции. Может, это и неплохо, что человек надевает футляр? И пусть она будет — эта омертвелость! Хоть в смерти счастье… — тихо хмыкнул я. Марек, как и ожидалось, не отвечал. Он опять смотрел мимо. — Давай сегодня мы займёмся как раз средствами выразительности в тексте. Я расскажу тебе о выразительных средствах фонетики и лексики. Это поможет оформлять мысли на бумаге более сочно и манко. А на литературе как раз будем применять эти знания. Но давай договоримся: не нужно больше описывать своих соседей, бери примеры из литературы, из истории, в крайнем случае — из кино. Хорошо?

<tab>Марек перевёл взгляд с моего уха на пальцы своих рук. И я начал лекцию. Прогресс! Сегодня мой ученик самостоятельно выполнял задание в рабочей тетради — подчёркивал примеры аллитерации и ассонанса, соединял виды эпитетов с примерами. Пока он это делал, я прошёлся по комнате и остановился-таки у окна. Действительно, окно в окно, соседний дом стоит слишком близко. Наверное, поэтому все окна занавешены. Кроме одного. Ощущение, что семья просто не успела обзавестись занавесками. Как я, например: ни люстры, ни коврового покрытия, ни штор, ни декоративных элементов… Днём практически ничего не видно в этом окне, а вот когда включат свет, жизнь этих мужчины и женщины будет как на ладони. Я вдруг понял, что руки тянутся к биноклю. Дёрнулся и неожиданно для себя самого спросил:

<tab>— А как давно они там живут?

<tab>— С третьего апреля. — У меня аж мурашки по спине понеслись. Это ответил Марек.

_____________

<tab>¹ Парцелляция — стилистический приём, усиление выразительности речи за счёт сокращения фраз, расчленения предложения на рубленные части. (<i>Умер, и всем стало легче. Герою. Близкому окружению. Обществу.</i>) Инверсия — изменение привычного порядка слов для придания большей выразительности, акцентировании на смысле определённого слова (<i>Она молода очень</i>).

========== Глава 2. «Дама с собачкой» ==========

<tab>

<tab>

<tab>Я постарался не думать о странном ученике. Тем более что вполне нормальные школьники, практически состоявшиеся выпускники, не давали расслабиться. Видимо, упор только на физику и математику развивает в человеке речевую кособокость и душевную упрощенность. Чего только стоят эти перлы по поводу того, что «автору характерна тройственность. Одной ногой он стоял в прошлом, другой вступал в будущее, а между ног у него была ржачная действительность». И это о Чехове! Прямо так: «ржачная». Или когда выдающийся школьник под метр девяносто, да ещё и с медалью за достижение в робототехнике, пишет: «Моим любимым рассказом у Чехова является «Каштанка». Нормальный рассказ. Не хотелось бы быть Каштанкой…» В конце этого сочинения утверждалось, что бедную собачку утопил какой-то немой. Плакать или смеяться?

<tab>Через неделю, в среду, Марек Юхнович сдал на проверку очередное сочинение «Тема любви в рассказах А. П. Чехова». Я читал его дома, настроившись на то, что этот ученик хотя бы ознакомлен с произведением и владеет правильным слогом.

<i><tab>

<tab>«Нигде Чехов не пишет о любви. В «Доме с мезонином» художника одолевает неудовлетворённая блажь и неосуществлённая мечта, в «Душечке» Ольга Семёновна «постоянно любит кого-то» — и уже в этом ироничный тон автора, в рассказе «Цветы запоздалые», наоборот, безлюбовье, только эфемерные фантазии Маруси и чувство вины Топоркова. Считается, что тема любви наиболее ярко звучит в «Даме с собачкой», где Гуров «в первый раз полюбил по-настоящему, когда голова уже стала седой». И?

<tab>В общем-то, два скучных, обременённых тягостной семейной тоской человека полюбили и ведут тайную жизнь. Мучаются оттого, что эта жизнь урывками, в тени, в слезах, «в дурной бесконечности». Но они не понимают, что уже тот факт, что у них есть эта любовь — уже счастье. Ни у мужа Анны Сергеевны (а он серьёзный человек), ни у жены Гурова (а она «мыслящая женщина») наверняка нет такого счастья. Пожалейте их.

<tab>Вокруг нас много таких людей, которые не понимают, что их тайная жизнь может быть подарком судьбы. Так как большинство беспросветно несчастны.

<tab>Мне кажется, что её зовут Ева. По-моему, я слышал именно это имя. Она разбила окно и хотела выпрыгнуть. А он удерживал её и кричал. По-моему, «Ева». До этого, 12 сентября, у них был какой-то праздник. Мужчина принёс цветы, выпивку и жёлтого цвета прозрачное длинное платье-халат, с рюшами и бантиками. Он вил её локоны щипцами, мазал розовым губы, наливал ей в стакан жидкость медового цвета, целовал. А ещё они танцевали. Но мне кажется, без музыки, так как в комнате нет ни компьютера, ни стереосистемы. Ева болталась на его довольном теле, «как гусь, которого только что зарезали и несут в кухню». А он: раз-два-три-четыре… и поворот… и роняет так, что голова падает и слёзы бегут из глаз на лоб. А он: ещё поворот, и кажется, что её позвоночник не выдержит амплитуды и сломается. Он подхватывает Еву за ногу, кружит, останавливаясь рывками, дёргает головой, опускает низко к полу, шепчет что-то ей в губы. Я знаю, этот танец называется танго. Но я не видел никакой страсти и флирта. Я видел ненависть и безумие.

<tab>Ева что-то сказала ему в ответ, и он бросил её в ту комнату, что находится за плотно закрытыми шторами. Я ждал несколько часов, но Еву больше не увидел. В полночь мужчина в трусах выдул из горла бутылки много алкоголя и выключил свет в большой комнате. А утром она разбила стекло. Той же бутылкой. Я разглядел этикетку на газоне под их окном. Сам момент я пропустил, но видел, что Ева в крови, что её лицо белое от ненависти и от отчаяния. Мужчина её удержал, он обнимал её, делал уколы в руку, баюкал и вновь уносил в ту комнату. Какими бы ни были его утешительные слова: ласковыми, лживыми, сердечными, важными, угрожающими — они не помогали. Они не призывали её к жизни. Она его не слушала, Она хотела умереть. Вот и вся любовь. И тайная, и явная.