<center>***</center>
<tab>Раньше думы о Мареке и о его мании слежения одолевали меня только в дни занятий, в остальное время я был занят войной с самонадеянными «гениями» из физмат-класса, разговорами по телефону с сестрой и мамой, нервными вечерними просмотрами скачанных с инета фильмов и дорогой до работы-с работы пешком по грязным улицам города. А после этих фотографий перехватывал тревожные мысли повсюду: и на уроках, и при усталых разговорах коллег в учительской, и в брожении по магазину, и даже в кино пошёл… Понял, что не слежу за сюжетом, не даёт мне покоя лицо этой девушки. Евы.
<tab>Да ещё сон этот… Сейчас я даже боялся заснуть. Мне приснились мёртвые Райнеры. Настасья Петровна поила меня чаем с вареньем, показывала фотки Марека и смеялась:
<tab>— Собака-то игрушечная! А-ха-ха! С ключиком! Смотри! Собака-то ненастоящая.
<tab>А мне почему-то страшно было пить чай, а глаза то и дело возвращались на её шею. Там ужасная кривая шва, перехваченная неровными стёжками из грязных суровых нитей. Настасья Петровна откуда-то вытащила сигарету, прикурила… И дым стал просачиваться через этот шов! А она всё болтала и болтала про эту чёртову собаку с ключиком.
<tab>Короче, я как проснулся в четыре ночи в холодном ознобе и с тошнотными позывами страха, так и не мог больше уснуть. А на следующий день боялся наступающей ночи. По-моему, я превращаюсь в настоящего истерика…
<tab>В следующее занятие с Мареком я уже без спроса, по-хозяйски взял фотоаппарат и стал рассматривать новые фотки. Опять много непонятных очертаний в бликующем окне. Несколько фотографий сквозь плачущее от дождя окно. В основном мужчина. И вдруг в яркой «вечерней серии» в освещённой комнате рядом с ним пожилая женщина в верхней одежде. Эта дама невысока, буквально задирает голову, разговаривая с мужчиной, на носу криво примостились очки с тёмными стёклами. На голове смешная шапоклякская шляпа, из-под которой торчат белые-белые вьющиеся волосы. При этом она одета в спортивную куртку ярко-красного цвета с серебряными вставками в виде буквы «V». На ногах какие-то пёстрые резиновые сапоги, через плечо висит кокетливая белая сумка. Колоритная бабка. На нескольких кадрах мужчина и эта «красная престарелая куртка» разговаривали. Потом бабка пошла на кухню и открыла жалюзи на окне, с любопытством выглянув наружу. На кадрах она вертит головой, улыбается, что-то энергично доказывает мужчине. Потом запечатлён факт передачи денег. Дама в куртке пересчитывает бумажки. Следующий снимок — уже входная дверь подъезда — бабка выходит на улицу. Следующий — красная куртка у соседнего подъезда. Следующий — вновь окно комнаты-объекта: мужчина близко-близко стоит у стекла и следит за недавней гостьей, вытянув шею. Лицо недовольное, хмурое, брови практически сведены к переносице. И ещё один снимок — на первом этаже соседнего подъезда зажглось окно, красная куртка там! Последний — бабка ухватилась за шторину, чтобы её торопливо задвинуть…
<tab>Ага! По-моему, всё понятно. Эта пара: мужик «со звуком топора и ухватками лесоруба» снял у этой бабки в красной куртке квартиру. Она приходила за оплатой. Проверила мало-мальски чистоту, заглянула туда, где главный очаг, осталась довольна.
<tab>Я посмотрел на Марека. Парень даже листочков для лис-собак не приготовил. Сидел за столом, пристально разглядывал свои ногти — видимо, готов внимать. Поэтическая проза Бунина вряд ли запомнится Мареку, как и биография Нобелевского лауреата от литературы: слишком уж путаной она получилась в моём исполнении, без надрыва, как требуется. Я скомкал конец занятия, сумбурно объяснив, как нужно составлять сравнительную аналитическую таблицу по «Вишнёвому саду» и «Антоновским яблокам», и поспешил из квартиры Юхновичей, ибо уже составил авантюрный план знакомства с бабкой в красной куртке.
<tab>Во дворе обернулся и увидел Марека у окна. Он был с фотоаппаратом и почти не прятался. Стервец! Я-то ему зачем на фотках?
<tab>На двери подъезда номер два уродливое объявление из разряда перлов «С собаками гуляйте дома! Ступить некуда!». Домофона нет. Ни к чему тут он, раз такие требовательные жильцы здесь обитают. Позвонил в квартиру № 21, что сразу налево. Услышал шаркающие звуки и тоненький голос:
<tab>— Кто?
<tab>— Я по поводу объявления! Вы же квартиру сдаёте! — крикнул я практически по слогам.
<tab>— Экой! Всё сдано уже давно! — голос явно налился превосходством.
<tab>— Как? — я сыграл убедительное отчаяние. — А я так надеялся… Мне это так подходило!
<tab>— Так что ж ты, милок, не позвонил?
<tab>— Это я сглупил, — горько пожаловался я голосу. И тут же хитрый ход: — Девушка, а вы не знаете, кто-нибудь сдаёт в этом доме? Ну, или напротив?
<tab>Конечно, дверь сразу же отворилась! Бабка среагировала на «девушку» мгновенно. Открыла и хохочет:
<tab>— О-хо-хо! Вот те и девушка! Жених пожаловал к тебе, Макаровна! О-хо-хо! Что ж ты так поздно? Квартира-то уже полгода как сдана! Да и объявление я уже убрала.
<tab>— Я по старой газетке, — типа «завороженно» смотрел я. — А ваши постояльцы не собираются съезжать случаем?
<tab>Женщина прислонилась плечом к косяку, свернула наполеоновски руки под отворот халата и рассказала всё, что от неё требовалось:
<tab>— Не-е-ет, милок! Только вчерась Тимофей мне деньги передал, копеечка в копеечку. Хороший мужик, рукастый, всё ж сам делает. Представляешь, жена у него инвалид. Худущая, страшнущая, на кровати лежит, так её и не разглядишь под одеялом! И хворь у неё какая-то забубёнистая!
<tab>— Инвалид? Неужели? — подстегнул я её разговорчивость.
<tab>— Он её, бедняжку, на каталке возит, лекарства ставит, хозяйство всё сам ведёт… И не жалуется. Редкий мужчина! Так что я уж даже и цену-то повышать пока не буду. Тяжело ему. А коммуналка-то, знаешь, как выросла? Охо-хонюшки просто!
<tab>— Но ведь если у него жена инвалид, то им государство неплохую пенсию платит… — цинично польстил я государству.
<tab>— Хрена с два им платят! — воинственно повела бровью Макаровна. — Тимофей работает по вызовам, ремонтирует холодильники. Крутится, зарабатывает. Никто ему не помогает. А жене лекарства нужны. А ты знаешь, как лекарства-то нынче подорожали? Охо-хонюшки просто!
<tab>— Н-да… Так вы не знаете, сдаёт тут кто-нибудь ещё квартиры?
<tab>— Сдавала тут одна, так продала каким-то чуркам!
<tab>— Что ж… извините. Пойду я…
<tab>— Беги-беги, милок.
<tab>Значит, его зовут Тимофей. Ремонтирует холодильники. Рукаст, мастеровит, заботлив, благороден… Редкий мужчина! Почему же его, такого редкого и заботливого, не любит жена? Ведь должна быть благодарна ему: инвалидку выхаживает, не оставляет её, не пьёт, налево не ходит, мороженое покупает, игрушки дарит… А вообще, странные подарки жене… Или, может, настолько я в женщинах не разбираюсь? Мороженое и плюшевая собака — это то, о чём мечтает женщина… Хотя Ева очень молода. Сколько ей лет? Фигура очень субтильна, прозрачные руки, длинные ноги, совсем плоское тело, никаких женских выпуклостей, угловата и малоподвижна. Жаль, не разглядеть лицо… Но видно круги под глазами — свидетельство болезни. И ещё… Волосы, наверное, крашенные, они неестественного цвета, безжизненные и желтоватые. У больного человека трудно определить возраст. Её кожа наверняка мягкая и тонкая, ведь Ева постоянно укрыта от дождя, ветра, солнца… Комнатный цветок.