— Не понимаю, почему не сделали прямых рейсов из Торонто в Нью-Хейвен.
— Это не такой уж центр мира, детка.
— Зато там один из лучших колледжей в мире.
И стоил он бешеных денег. Когда Келли получила бакалавра изобразительных искусств в Йорке, ее преподаватель живописи убеждал девушку поступать в йельскую магистратуру. Келли и не мечтала о том, что ее туда примут, даже когда собрала образцы своих работ и отправила в Нью-Хейвен. Кардинал стал было ее отговаривать, но скоро сдался. «Это же настоящий художественный колледж, папа. Туда приезжают самые знаменитые художники. Если не хочешь поступить в Йель — значит, учись на бухгалтера». Кардинал размышлял, правда это или нет. В его представлении Йель ассоциировался с праздными снобами в теннисной форме, с Джорджем Бушем. Но живопись?
Он поспрашивал знакомых. И те, кто должен быть в курсе, убедили его, что дочь, в общем, права. Если человек хочет засветиться в художественном мире планеты (что на самом деле означает — в художественном мире США), отличный способ для этого — получить магистра искусств в Йеле.
— Ну правда, пап, ехал бы ты домой, а? Тебе незачем тут торчать.
— Ничего. Я сам хочу здесь побыть.
Парень, который помог Келли с багажом, теперь сел напротив. Если Кардинал уйдет, юнец мигом подсядет к его дочери. Я — гнусный собственник, обвинил он себя. Вечно волнуюсь по пустякам из-за близких мне женщин. Так же он вел себя и с женой, с Кэтрин.
— Хорошо, что ты приехала домой, Келли. Тем более в середине семестра. Думаю, мама очень это оценила.
— Да ну? Не знаю. Ей, по-моему, в эти дни было как-то все равно.
— Зато я знаю.
— Бедная мама. И ты тоже бедный. Не пойму, как вы это выносите. Меня-то почти все время не бывает, а вам приходится с этим жить.
— Так оно и бывает. То горе, то радость. То здоров, то болен. Сама понимаешь.
— Сейчас масса народу не мирится с такими вещами. Тебе это как-то удается. Но мама меня иногда просто пугает. Тебе, наверное, жутко тяжело.
— Ей куда тяжелее, Келли.
Они еще посидели молча. Парень напротив вынул роман Стивена Кинга; Кардинал притворился, что читает «Стар»; Келли рассеянно смотрела в окно на пустую площадку перед ангаром, над которой в свете аэродромных огней крутились снежные вихри. У Кардинала уже зародилась надежда, что рейс отменят и дочери придется побыть дома еще день-другой. Но Келли утратила всякую привязанность к Алгонкин-Бей. «Как вы можете жить в этой дыре, в этом затхлом болоте?» — не раз спрашивала она его. В ее возрасте Кардинал ощущал то же самое, но десять лет службы в полиции Торонто убедили его, что у затхлой дыры, где он вырос, есть свои преимущества.
В конце концов самолет прибыл — винтовой тридцатиместный «Дэш-8». За пятнадцать минут его заправят, и он будет готов к вылету.
— У тебя наличных денег достаточно? Вдруг застрянешь в Торонто?
— Ты слишком переживаешь, па.
Она обняла его, и потом он наблюдал, как она катит тележку через контроль (там дежурили две женщины в форме — ненамного старше, чем она сама), направляется к выходу. Кардинал приблизился к окну и стал смотреть, как она сквозь метель пересекает летное поле. Проклятый мальчишка тащился позади нее. Но, выйдя наружу и счищая перчаткой снег с ветрового стекла, Кардинал обозвал себя ревнивым хамом, чересчур опекающим дочку, мешающим ей нормально развиваться. Кардинал был католиком, точнее — бывшим католиком. Но, как все католики, отошедшие или не отошедшие от церкви, он сохранил способность почти радостно обвинять себя в грехах, хотя не обязательно именно в тех, которые совершил на самом деле.
Стакан с наполовину выпитым виски стоял на кофейном столике. Кардинала начало клонить в сон. Он нехотя поднялся с кресла и лег в постель. Перед глазами поплыли картинки: фары над озером, тело, вмерзшее в лед, лицо Делорм. А потом он стал думать о Кэтрин. Хотя сейчас состояние его жены не внушало оптимизма, он старался представить ее смеющейся. Да, уехать бы куда-нибудь вместе, подальше от полицейских забот и от наших тайных горестей, — и смеяться, смеяться.
4
Моложавый пятидесятилетний Дон (уменьшительное от Адонис) Дайсон был подтянут, гибок и подвижен, как гимнаст, отличался неожиданно изящными жестами, но, как не уставали подчеркивать детективы из его группы, от Адониса в нем ничего не было. Единственное, что роднило сержанта уголовной полиции Дона Дайсона с музейными статуями Адониса, — холодное как мрамор сердце. Неизвестно, родился он таким или же пятнадцать лет службы в торонтской полиции, посвященные расследованию убийств, еще больше заморозили и без того стылую душу. У этого человека не было ни единого друга, будь то среди сослуживцев или где-нибудь еще. Те же, кто был знаком с миссис Дайсон, утверждали, что муж на ее фоне кажется слезливо-сентиментальным.
Сержант Дайсон был суетлив, бестактен и расчетлив, а еще он обожал высокопарные выражения. Он все время беспорядочно шевелил пальцами — длинными, лопатообразными на концах. Когда он орудовал ножом для вскрытия писем или играл коробочкой со скрепками, пальцы его производили какие-то паучьи движения. Голова с большой лысиной, обрамленной правильным полукругом волос на висках и затылке, представляла собой геометрически совершенный шар. Джерри Комманда терпеть его не мог, но Джерри вообще не выносил начальства, что Кардинал списывал на его индейское происхождение. Делорм говаривала, что могла бы использовать голову Дайсона как зеркало, чтобы выщипывать себе брови. Впрочем, она никогда их не выщипывала.
Упомянутый зеркальный купол нависал сейчас над Кардиналом, который сидел в кресле, поставленном под углом ровно в сорок пять градусов по отношению к столу Дайсона. Сержант наверняка вычитал в каком-нибудь учебнике по психологии лидерства, что такой угол оптимален. Он был человек определенности, и у всего, что он делал, всегда имелись четкие, твердо определенные причины. На углу стола лежал медовый пончик, дожидаясь своей участи: ровно в десять тридцать, ни минутой раньше, ни минутой позже, Дон его съест, запив кофе без кофеина из термоса.
Сейчас Дайсон держал нож между ладонями, словно измеряя им стол. Потом произнес, будто обращаясь к металлическому лезвию:
— Я не сказал, что ты ошибаешься. Я не сказал, что эта девочка не была убита. Ничего такого я не говорил.
— Да, сэр. Я знаю, что вы этого не говорили. — Когда Кардинал раздражался, его тянуло быть особенно вежливым. Теперь он боролся с этой своей склонностью. — А когда вы перевели меня обратно на кражи, это было просто упражнение для развития духовности.
— Забыл, в какие ты нас ввел расходы? Мы тогда экономили на чем могли, и с тех пор мало что изменилось. Мы не Королевская конная полиция, мы такое потянуть не можем. Ты все следственные ресурсы бросил на единственное дело.
— На три дела.
— В лучшем случае — два. — Перечисляя, Дайсон пустил в ход свои плоские пальцы. — Кэти Пайн, за что тебе отдельное спасибо. Возможно — Билли Лабелль. А Маргарет Фогл — нет.
— Сержант, при всем уважении… Не обернулась же она жабой. Не испарилась же.
И снова холеные пальцы, демонстрация образцового ухода за ногтями. Дайсон перечисляет причины, по которым Маргарет Фогл не может быть мертва.
— Ей было семнадцать: она гораздо старше двух других и увереннее чувствует себя на улице. Она не местная, а из Торонто. Она и раньше убегала из дома. Господи, да девчонка просто всем и каждому твердила, что в этот раз ее никто не найдет. Никто. И в конце концов, у нее был приятель, в Ванкувере или еще где-то у черта на рогах.
— В Калгари. Она туда так и не добралась.
И в последний раз ее видели живой в нашем благословенном городе, плешивая ты дубина. Господи, сделай так, чтобы он дал мне Маклеода и отпустил дальше заниматься этим делом.
— Почему ты так упорствуешь, Кардинал? С тех пор как Советский Союз по собственной воле любезно распался, мы живем в самой большой стране в мире [1]. Три железнодорожные линии в разных направлениях пересекают наш громадный каток площадью в миллиард гектаров. И все эти три линии сходятся на нашем тесном берегу. У нас аэропорт и автобусная станция, и всякий, кто пересекает нашу чертовски здоровенную страну, вынужден проехать через нас. И побегов происходит столько, что нам с ними не справиться. Но это побеги, а не убийства. Ты транжирил средства полицейского управления на погоню за призраками.
1
В действительности по площади Канада и ныне занимает второе место в мире (общая площадь Канады — около 10 млн. кв. км, России — около 17 млн. кв. км). —