Гурский Лев — Спасти президента
Автор считает своим долгом предупредить: все события, описанные в романе, от начала до конца вымышлены. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.
ЧАСТЬ I
НАКАНУНЕ
Моему ленинградскому другу, ставшему очень большим московским начальником
1. БОЛЕСЛАВ
«Презедент!
Ты покойник. Я убью тебя во чтобы то не стало...»
Я вздохнул. В России три напасти — дураки, дороги и поголовная грамотность. Первые две беды, похоже, неискоренимы, зато уж с третьей народ наш до того успешно борется, что близок, близок час победы. Можете мне поверить, как бывшему учителю русского языка.
Поискав в недрах верхнего ящика письменного стола, я извлек свою шариковую ручку с красным стержнем. Старую, обшарпанную, заветную, мэйд ин СССР. Память о пятилетнем пребывании в школе номер 307. Талисман. Сколько «пар» я ей когда-то наставил в тетрадках моих дебилов — не перечесть! А главное, все без толку: тайна безударных гласных так и осталась для многих недоступной. Да и ненужной, если разобраться. Все равно из этих безударных компота не сваришь — стоит ли мучиться?
Янки называют такую философию позитивизмом. Тоже, наверное, двоечники порядочные.
Машинально я исправил три грамматические ошибки, две пунктуационные и одну стилистическую, и лишь после того заставил себя внимательно вчитаться в коротенький текст. За два дня до выборов умники, отвечающие за безопасность, препроводили мне ксерокопию этого письмеца, причем с пометкой «срочно». Очень вовремя, господин Голубев. Сердечное вам мерси. Администрация по достоинству оценит вашу бдительность. Итак...
«Президент!
Ты покойник. Я убью тебя во что бы то ни стало. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Россия вспрянет ото сна и на обломках самовластья.
Мститель».
Особенно хороша здесь подпись, подумал я, тупо разглядывая неровные рукописные строчки. В пору моего детства такие цидульки обычно подписывали словом «Фантомас». Или «Зорро». Впрочем, и сам текст замечательный. Бедняга Пушкин наверняка уже в гробу весь извертелся. Угораздило же его когда-то сочинить стих «К Чаадаеву», да еще попасть с ним в школьный учебник. Александр Сергеевич как зеркало русского терроризма. Вернее, русской шизофрении. Браво, классик! Если генерал Голубев полагает, что Глава президентской администрации — по совместительству еще и Главврач Всея Руси, то он сильно заблуждается. Я, конечно, узурпатор, регент при живом Президенте, враг народа и монстр из комиксов, но во вмешательстве в дела психиатрического ведомства Главу администрации никто еще не обвинял. Как-то не додумался. Неплохо бы напомнить об этом генералу Голубеву. Мол, Богу — богово, Президенту — президентово, а психами в России пока еще заведует Институт Сербского. У них таких «мстителей» в каждой палате на пятачок пучок.
Рука моя потянулась к бледно-розовому, с фальшивыми прожилками под мрамор, телефонному аппарату, стоящему на краю стола. Однако не дотянулась.
Ожил ближайший телефон нежно-зеленой расцветки. Тот, у которого на месте наборного диска была косо приклеена скотчем бумажка с каракулями «Мин.Фин». Каракули были мои. Бумажку тоже приклеил я сам — в те давние времена, когда меня впервые перевели из правительства в администрацию и я еще слабо ориентировался в здешней технике связи: двадцати девяти разноцветных аппаратах, двух факсах и сверхнадежном электронном устройстве для экстренной спецсвязи с Президентом. Благодаря этой аппаратуре нынешнее рабочее место до сих пор напоминает мне командный пункт полководца в каком-нибудь противоатомном бункере. Сидючи за таким столом в мягком кожаном полукресле, очень легко заработать себе манию величия. Не говоря уж про геморрой.
Я поднял трубку цвета морской волны.
— Привет, Болек, — послышался голос министра финансов.
Вообще-то мое имя — Болеслав. Для подчиненных — Болеслав Янович. Просто с Лешей Гурвичем, нынешним хранителем государственной казны, я когда-то учился в одном классе и даже сидел за одной партой. Потом пути наши разошлись, а недавно опять сошлись.
— Привет, Лелик, — ответил я.
Когда мы с Гурвичем сидели за одной партой, Болек и Лелик из польского мультфильма были довольно популярной парочкой. Вечно эти двое ушастых бойскаутов искали приключений на свою голову — почти как мы с Лешей. Как учителя тогдашние нас терпели, ума не приложу. Правда, мы были изобретательными гадами и старались не попадаться.
— К тебе сейчас явится этот омуль, — без предисловий начал Гурвич. Истинный финансист, он экономил даже на словах. Время — деньги.
— Кто-кто? — удивился я. Подчас Лешина экономия заходила уж слишком далеко.
— Байкальский омуль, — нехотя уточнил Гурвич.
Я понял наконец, кого он имел в виду. Губернатора Прибайкальского края Назаренко Геннадия Ильича. Согласно расписанию, через две-три минуты мне действительно предстояла аудиенция с этим милым господином.
— Ну явится, — сказал я. — И что?
— Денег попросит, — вздохнул Лелик.
Мой бывший одноклассник был прав. Все губернаторы сейчас требуют у Москвы денег в обмен на лояльность. Товарно-денежные отношения, по Марксу. Вы нам — кусочек кровоточащего бюджета, мы вам — поддержку нашего Президента на выборах. Иначе, мол, народ не поймет. Чисто арифметически задачка неразрешима: глупо даже пытаться накормить семью хлебами восемьдесят восемь субъектов Федерации. К тому же хлебушек предвыборный давно съеден, и корочек не осталось.
— Попросит, — согласился я. — У тебя есть идеи?
В изобретении законных способов не платить Гурвичу не было равных. Гений.
— Немножко есть, — скромно произнес Лелик. — Кое-какие цифры. С ними ты прижмешь его бесплатно. Бери, пригодятся.
— Давай, — сказал я и включил факс.
К тому моменту, когда грузный медведеобразный Назаренко нарисовался в дверях моего кабинета, я уже успел ознакомиться с Леликовыми цифрами. Нельзя сказать, что они меня сильно удивили. Прибайкальский наместник мне и раньше не больно-то нравился. Медведь в нем странным образом уживался с мелким пакостником — из тех, что на коммунальной кухне тайком плюют в соседский суп. Теперь, как выяснилось, Назаренко перешел уже на пакости в особо крупных размерах. От пяти до восьми. Значит, в губернаторах у меня не засидишься, мысленно пообещал я, вылетишь по статье со свистом и с конфискацией. Но только после выборов. После. После. Сейчас ослабить сборную нельзя ни в коем случае, игроки и так все наперечет. Как ни круги, Назаренко — наш сукин сын.
— Болеслав Яныч! — едва поздоровавшись, бодро начал рапортовать наш сукин сын. Даже не присел. — Краевой штаб по выборам в президенты нынешнего Президента... — Назаренко подробно перечислил свои штабные достижения. По его словам выходило, что прибайкальские избиратели у нас в кармане. Процентов восемьдесят будут «за».
Про себя я прикинул поправку на вранье и получил чистыми шестьдесят процентов. Учитывая аховое положение тамошней экономики, очень даже неплохо. Мои аналитики в центральном штабе давали не больше сорока. Похоже, они забыли об электорате, который верит Президенту просто потому, что привык верить, — в любую политическую погоду и невзирая на недостатки. М-да. Полюбите нас черненькими, как говаривал император Бокасса.
Я хмыкнул. Господин Назаренко прервал свой рапорт, осторожно глянув на меня.
— Отлично, отлично, — одобрил я и стал ждать дальнейшего развития событий.
События не замедлили воспоследовать. Губернатор Прибайкалья извлек откуда-то из пустоты коленкоровую папку, раскрыл ее и мигом протянул мне.
— Только вот шахтеры неустойчивы, Болеслав Яныч, — забубнил он, старательно отводя глаза. — Зарплаты давно не плачены, опять же соцкультбыт, электричество...