— Я, конечно, извиняюсь, что побеспокоил. У меня есть предложение, потому что, как вы приезжие и такого нигде не увидите, то приходите восемнадцатого в нуль-нуль часов тридцать минут на городище Воронич, где фамильное кладбище. Там еще будут люди, из постоянных, кто понимает… Как раз в полнолуние.
— Проходите, присаживайтесь, — предложил Авилов.
— Меня Александром зовут. Шурой, — представился гость. Они пожали друг другу руки.
— И меня Александром, — хозяин усмехнулся, и мужичок кивнул с пониманием.
— Так придете?
В комнате бесшумно появилась Наташа с пакетом молока, и мужичок засмущался.
— А что будут показывать? — Авилов не очень понимал, куда их зазывают.
— Призрак покажется.
— Чей призрак?
Гость без видимой причины внезапно расстроился, лицо сморщилось.
— Не того, кого вы думаете, а наследника.
— Не понимаю. Кто он и кто наследник?
— Ну, они-то считают, что Пушкин умер без наследника, а я так не считаю. Он есть, только недооценили. А он и жил здесь. Не по случайному совпадению он тут экскурсии водил.
Наташа присела на ручку кресла, с любопытством разглядывая гостя, даже очки сползли с носа.
— Да кто он-то? — добивался Авилов. — Медный всадник?
— Зачем всадник? Сергей Донатович.
Наташа тихо охнула и уточнила:
— А где и во сколько?
— Сказал уже вашему… м-м-м….
Мужичок встал и, чем-то расстроенный, удалился восвояси.
— Похож на Блока, — произнесла Наташа, как только закрылась дверь. — Одно лицо. Куда нужно прийти?
— К городищу Воронич, в полпервого ночи. А кого покажут, я не понял?
— Призрак Довлатова.
Авилов присвистнул.
— Что ты хочешь… Многовековая культура в собственном соку. Виртуальное пространство… Вот книги, если захочешь почитать. Письма Пушкина. — Наташа выложила из сумки книжки, растрепала ему волосы и чмокнула в макушку. — Пополняй, а то помрешь невеждой. Там та-а-кая библиотекарша, ты б видел! Не девушка, а самолет. Пойдем поищем, где тут купаются. Припекает, где-то должны быть купальни с кабинками и дамы с кружевными зонтами.
— Сходи одна, — попросил Авилов. — Трое суток за рулем, я не в форме. Лучше почитаю.
Наташа открыла окно, перелила в графин молоко из пакета, убрала его в холодильник и удалилась.
Трогательное существо в шортах, с быстрыми тонкими ножками, а по сути — энциклопедия, все знает. А если чего-то не знает, делает стойку сеттера — и в погоню. Где только не аккредитована.
Авилов лег, открыл том и неожиданно зачитался. Наташа вернулась уже в сумерках, с влажными волосами и мешком грибов. Она их собрала и где-то уже пожарила. Купальню тоже нашла, но далеко идти, километра три.
— Завтра вместе сходим. Ты отдохнул? И грибы тут, наверное, галлюциногенные, — добавила мечтательно, наблюдая, как он ест.
После еды он задремал.
Снилась чушь: в дом ворвались рабочие делать ремонт, принялись ронять картины, обдирать паркет и пачкать стены. Он сопротивлялся, но они твердили, что это постановление ЖЭУ, ремонт плановый, и продолжали уничтожать квартиру. Проснувшись, Авилов зачем-то спросил у Наташи, читавшей в кресле под заботливо наклоненной, чтоб ему не мешать, лампой, как она к нему относится, а она легко ответила, что любит. Он задумался над тем, что она под этим подразумевает, догадываясь, что они подразумевают разное. Что, впрочем, не мешало им полгода прожить в мире и согласии. Что опять же можно отнести на счет ее толковости. Хотелось иногда, чтобы она закатила истерику или разрыдалась, как обычная женщина. Но обычные ему давно уже не нравились.
Они вышли из гостиницы, решив прогуляться до городища Воронич. На асфальте под фонарем лежал первый желтый лист. Быстро темнело. Было полчаса ходу, вначале дорога шла по шоссе, потом по тропинке в поле, часть пути почти отвесно взбирались в гору по дощатым ступенькам, в полной тьме, с фонариком, отмахиваясь от комаров. Наташа боялась темноты и, прогоняя страхи, обсуждала подробности романа Пушкина с Керн.
— Но не могли же они сделать ЭТО в аллее!
— Почему?
— Там комары — звери… А на могилу Пушкина сходим в последний день. Попрощаемся, нарвем цветов. В музей надо попасть во что бы то ни стало. Неизвестно, будем ли еще в этих краях. Может быть, никогда. Нужно воспользоваться случаем.
Авилов так привык к ее постоянному журчанию, что ему становилось не по себе, когда она смолкала. Ближе к Вороничу они увидели вспышки фонариков, стали слышны голоса. На холме были люди, они держались отстраненно, кивали, не вступая в разговоры. К Наташе подошла девушка, воздушная, как одуванчик.