При этом, однако, надо было избегать всякого шума; открытое насилие, убийство, нападение не могли иметь места, к тому же подобное дело трудно было выполнить. Великий визирь никогда не выезжал без свиты, и, кроме того, рассказывали, что он, по совету одного посланника, носил под сорочкой толстую кожаную кольчугу, которая вполне предохраняла его от ударов и пуль. Надо было, значит, избрать другой путь.
Мансур-эфенди только потому взял к себе в услужение грека Лаццаро, что у него были свои причины купить его молчание и он пока еще нуждался в услугах грека. Извлекая из него необходимую пользу, Мансур… Но не будем забегать вперед.
Лаццаро был при Мансуре и давно уже заметил, что тот ненавидел и боялся великого визиря.
— Что, ваша светлость, если бы Махмуд-паша умер скоропостижно? — тихо спросил Лаццаро, все еще величая своего господина прежним титулом и стоя в почтительной позе, глядя искоса на Мансура своим страшным взглядом.
— Говорят, великий визирь по временам прихварывает, — отвечал Мансур-эфенди.
Никто, кроме него, ничего не знал об этом, но Лаццаро тотчас же понял смысл этих слов.
— Правда, ходят такие слухи, — сказал он, украдкой посмеиваясь. — Махмуд-паша уже немолод, к тому же он довольно тучен — при подобном сложении с ним может случиться что-нибудь недоброе, например, в один прекрасный день он скоропостижно умрет.
— Невелика будет потеря для государства.
— А ваша светлость избавится от одного противника. Мне хотелось бы сделать один опыт — у меня в Галате есть одна знакомая, которая в былое время много странствовала и привезла с собой из одного персидского монастыря много прелестных вещиц! Она показывала мне однажды тоненький кожаный мешочек, но надо быть с ним чрезвычайно осторожным! Между редкостными средствами против всякого рода припадков имеются и такие, что при случае могут иметь опасное действие. Мне помнится, что раз она показывала мне маленькую коробочку с желтой цветочной пылью и говорила, что она ядовита. Кому наскучит жизнь и кто захочет умереть, тому стоит только понюхать эту коробочку. Одного запаха, тонкой струйки этой пыли достаточно, чтобы вызвать мгновенную смерть.
— Достаточно одного вдыхания этой цветочной пыли? Вот уж действительно редкое средство!
— У моей знакомой в Галате их много! Мне помнится, в одном из ее кожаных мешочков есть несколько зернышек: кто проглотит хоть одно из них, делается жертвой неминуемой смерти.
— По-моему, цветочная пыль лучше, ведь зернышко все равно, что пилюля, а пилюли зря не принимают.
— Так-то так, ваша светлость, но ведь можно растолочь это зернышко в порошок и насыпать в стакан, — сказал Лаццаро, — у моей знакомой есть еще более редкие средства! Так, в одном флакончике у нее есть белый, прозрачный, как вода, сок, она говорит, будто он выжат из корня одного цветка, растущего в монастыре далеко в Персии. Сок этот действует как экстракт гашиша, но в десять раз сильнее его! Одной капли достаточно, чтобы вызвать чудеснейшие видения, двумя — можно возвести душу к небесам, а трех капель достаточно для того, чтобы она уже никогда больше не возвращалась на землю, чтобы человек заснул навеки!
— Опасные средства! — заметил Мансур-эфенди.
— Вот что пришло мне в голову. Не даст ли ваша светлость какого-нибудь поручения к великому визирю? — вдруг спросил грек.
— Поручение? Гм, да, — отвечал Мансур медленно и, растягивая слова, как бы в раздумье.
— Мне помнится, я должен был запечатать и отнести письмо великому визирю.
— Так, так — письмо! Разве я тебе говорил об этом?
— Кажется, сейчас, ваша светлость.
— Сейчас?
— Или давеча, хорошенько не помню!
Теперь Мансур хорошо понял, чего желал грек. Он сел за письменный стол и написал просьбу от неизвестного, в которой просил о месте, и подписался вымышленным именем.
Затем, свернув бумагу и написав адрес, но не запечатав письма, передал его греку.
— Проситель — бедняк, которому я желаю добра, — сказал он, — может быть, у Махмуда-паши найдется для него какое-нибудь место! Но не говори ему, что пришел от меня, это не принесет пользы просителю. Знает ля великий визирь, что ты у меня в услужении?
— Нет, ваша светлость, — отвечал Лаццаро, принимая письмо, — этого никто не знает, кроме нас двоих да проклятого Черного гнома, которая снова ускользнула из рук палача и с тех пор бесследно пропала. Я уже разыскивал лжепророчицу, но все усилия мои тщетны, я нигде не мог найти ее. Теперь все мои надежды на Сади-пашу.
— На Сади-пашу? — с удивлением сказал Мансур.