Выбрать главу

Одним из примеров такого расстройства является история, произошедшая с Гитлером. 15 октября 1918 года ефрейтор Адольф Гитлер потерял зрение во время газовой атаки противника. Лечение в баварском полевом лазарете в Уде-нарде не дало результата.

Врачи пришли к выводу, что сетчатка, зрительный нерв и зрительный анализатор не были повреждены, однако, несмотря на здоровый орган зрения и сохранные проводниковые пути с исправным анализатором в затылочной коре, пациент продолжал оставаться слепым. Его переправили в психиатрическое отделение прусского тылового лазарета в Пазевальке.

Гитлер не мог передвигаться без помощи медицинской сестры. Его глаза были закрыты повязкой. Он полагал, что ослеп до конца своих дней, и был поглощен постигшей его бедой. В лазарет поступил раздавленный несчастьем инвалид, которому довелось попасть в руки пытливого врача – Эдмунда Форстера, немецкого психиатра, впоследствии ставшего профессором.

Адольф Гитлер не подозревал, что через месяц выйдет из лазарета другим человеком, и не только зрячим. Как неуверенный в себе ефрейтор, которого однополчане считали малопримечательным, во всех характеристиках проходивший как «слабо инициативный и ведомый», вдруг стал ярким оратором, гипнотически действовавшим на толпу, политическим лидером и в 1934 году фюрером, вождем нации?

Британский историк и писатель Дэвид Льюис в своей книге «Человек, который создал Гитлера» утверждает, что на самом деле будущего фюрера пришлось лечить не от физической слепоты, а от нарушения психики, заключавшегося в конверсионном нарушении зрения. Побочным эффектом от необычного лечения, предложенного доктором Форстером, по мнению Льюиса, стала трансформация личности Адольфа Гитлера и его психическая инициация.

Немецким психиатрам были хорошо знакомы симптомы истерии. Во время Первой мировой войны она косила ряды немецких солдат, попадавших в психиатрические клиники из обычных госпиталей с псевдопараличами, псевдослепотой, псевдоглухотой, астазией и абазией (потерей способности ходить и стоять без поражений головного мозга), другими вариантами конверсии.

Правительство поставило задачу как можно быстрее возвращать в строй «симулянтов поневоле». Технология их скорейшего излечения в прямом и переносном смысле ковалась энтузиастами врачебного дела на прибывающих фронтовиках.

В чем суть технологии и эффективного налаживания коммуникации с истероидным клиентом? Сегодня мы, скорее всего, назвали бы этот метод эриксоновским гипнозом. Хотя самому Милтону Хайленду Эриксону на тот момент было чуть меньше семнадцати лет, и на следующий год ему предстояло перенести полиомиелит, со временем приковавший ученого к инвалидному креслу.

Свой вариант гипноза, получивший впоследствии его имя, Эриксон создал лишь 20 лет спустя. Однако техники подстройки, раппорта, наведения транса и метафор Эдмунд Форстер использовал гораздо раньше.

Благодаря богатому опыту общения с такими пациентами он прекрасно знал их особенности, «открытые места» и ведущие мотивы. Свой «танец удава» честолюбивый психиатр начал с надежного выстрела: пригласил прямо к себе в кабинет немощного ефрейтора и огорошил словами, что якобы сразу выделил его как весьма необычную и многозначительную личность.

«Случившееся с вами – не обычная слепота, – продолжал Форстер, присматриваясь к малейшим невербальным реакциям Гитлера. – Это знак свыше!»

И амбициозный Адольф, в детстве часами рассматривавший религиозную символику в церкви, а за секунды до этого разговора веривший в свое предназначение менее всего за всю сознательную жизнь, пересохшими губами переспросил, что уважаемый доктор имеет в виду? И доктор объяснил, что раз у высших сил, пославших воину такой знак, есть на него реальные виды, лечение обречено на успех. «Приходите ко мне завтра, и мы раскроем ваши глаза», – пообещал психотерапевт-экспериментатор.

На следующий день Эдмунд Форстер вновь издалека начал беседу с несколько возбужденным Адольфом Гитлером. На столе, за которым восседал психиатр, стояли две горящие свечи, по понятным причинам недоступные взору собеседника. Доктор снова мягко прошелся по всем ключевым фибрам личности ефрейтора, целеустремленно готовя его к апофеозу гипнотической суггестии.

«Небеса, – продолжая вчерашнюю тему, задушевным голосом вещал Форстер, – могут дать настоящий сигнал прямо здесь. Если вам суждено повлиять на судьбы множества людей на этой планете, ваши глаза обязательно откроются именно сейчас».

С учетом специфики личности Гитлера, на такое соблазнительное предложение его неосознанная сфера психики просто не могла не отреагировать. «И тогда вы увидите мой силуэт и белый халат», – уже вовсю используя свой натренированный голос, вещал Форстер, облекая в его тягучие формы ловушек внушения.

О, чудо! Гитлер впервые со времени ранения в бою заметил смутные разводы в глазах, а потом обнаружил, что способен различить контуры собеседника и белое пятно его халата. «Сколько свечей вы видите на моем столе?» – задал контрольный вопрос психиатр. Чуть помедлив и дав глазам привыкнуть к рези вновь вспыхнувшего света спустя долгие недели тьмы, Адольф прошептал: «Две».

Следующие дни, быстро идя на поправку и восстанавливая зрение, Гитлер предавался глубоким раздумьям. Выводы, к которым он тогда пришел, вместе с ним канули в Лету, но их последствия узнал весь мир.

Этот сеанс гипноза и краткосрочная терапия дорого обошлись человечеству и, в том числе, самому врачу, когда его подопечный пришел к власти. Теперь в роли кролика выступал гипнотизер.

Когда в 1933 году Форстер попытался опубликовать информацию о ходе лечения своего пациента, к тому моменту ставшего канцлером Германии, ему начали угрожать. В понедельник 11 сентября 1933 года, в 8 часов утра (наиболее суицидоопасное время – утро понедельника) доктор был найден своей супругой мертвым в ванной.

Эдмунда Форстера застрелили с близкого расстояния, рядом с ним лежал пистолет, о котором в семье никто ничего не знал. Возникло подозрение, что это не суицид, а ликвидация слишком хорошо осведомленного врача.

Ушел Форстер из жизни сам, опасаясь грядущей расплаты, или ему помогли профессионалы, устранявшие личных врагов фюрера, доподлинно не известно. Но очевидно, что финал его жизни был тесно связан с роковой терапией.

Несмотря на то что психоаналитические теории истерической личности были более известны, чем любая другая концепция, они не оказали сильного влияния на официальные классификации.

Долгие годы типовым являлось выделение в американской Классификации психических болезней 1968 года (DSM-II) так называемого истерического невроза (включая конверсионную реакцию и диссоциативную реакцию) и истерической личности.

Термин «истерия» использовался для обозначения таких разнородных явлений, как временная потеря контроля вследствие сильного стресса, конверсионное расстройство, синдром Брике, расстройство личности и черта личности.

Чаще всего он использовался для описания легковозбудимых пациенток, которые с трудом поддавались лечению. К. Шнайдер предлагал называть людей данного типа «требующими признания».

Стремясь уменьшить путаницу (и возможные сексистские коннотации) относительно использования термина «истерия», Американская психиатрическая ассоциация не включила данный термин в классификацию третьего пересмотра (DSM-III) 1980 года. Вместо этого обозначили отдельные категории соматизации, конверсионного расстройства, ипохондрии, диссоциативного и истерического расстройства личности (ИРЛ).

В последней, 10-й попытке пересмотра Международной классификации болезней также обозначены отдельные категории диссоциативных (конверсионных) расстройств, соматоформных расстройств и истерического расстройства личности.

Согласно ей человек, страдающий истерией, характеризуется чрезмерной эмоциональностью, самодраматизацией, театральностью и желанием привлечь к себе внимание. Такие люди постоянно ищут или требуют поддержки, одобрения или похвалы от других.

Истерики активно добиваются внимания других через яркое, привлекающее поведение. Они чрезмерно обеспокоены своим внешним видом, часто привлекательны и чувствуют себя наиболее комфортно, находясь в центре внимания.

Их эмоциональность кажется неадекватно преувеличенной, лабильной и поверхностной. Они склонны к общим высказываниям, имеют импрессивный стиль речи и поведения; чрезмерно, до навязчивости, инициативны, интенсивны и напористы, эмоционально возбудимы и жаждут стимуляции, часто отвечая на незначительные раздражители (как отрицательные, так и положительные) неоправданно сильными эмоциональными вспышками.